Где болит? Что интерн делал дальше - Макс Пембертон

– Я же говорил, эти – лучшие, – напомнил мне Барри, копаясь в последнем баке. – Иногда их не успевают вывозить, а люди продолжают толкать все сюда.

Барри, конечно, пришлось немало покопаться в помоях, прежде чем наткнуться на крупицу золота; хотя, потратив некоторое время, тут можно было обнаружить все, чего душа пожелает, до каталога Argos мусорные контейнеры точно не дотягивали.

Еще один минус шоппинга на помойке стал очевиден, когда мы собрались уходить.

– А как мы все это понесем? – поинтересовался я.

– В руках, – ответил Барри.

– Но у нас же нет пакетов, – возразил я и на мгновение даже возмутился тем, что службы, отвечающие за вывоз мусора, не предоставляют пакетов своим потребителям.

– Возьмем эти, – сказал Барри, опустошая в бак черный мусорный мешок.

Энтузиазм мой заметно поутих.

– А мы не можем просто оставить это здесь? – осторожно спросил я.

Барри проигнорировал мои слова и принялся заталкивать в мешок свои находки. Мне стало любопытно, что он собирается делать с флейтой и с абажуром, кстати, тоже. Далее мне пришлось вытерпеть не самую приятную прогулку по центральной улице обратно до больницы: я был весь в грязи и тащил мешки, содержимое которых технически являлось мусором. Люди оглядывались нам в след. Я уже мечтал, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Ничего не произошло. Барри, похоже, было все равно.

Прежде чем вернуться в госпиталь, Барри потребовал еще разок свернуть. За зданием железнодорожной станции мы наткнулись на Талькота с его самодельным скейтбордом. Он поглядел на нас своим единственным глазом и широко улыбнулся щербатым ртом.

– Как дела, парни, все нормально?

Барри протянул ему флейту.

– Передашь это Ангусу?

Талькот взял футляр и открыл.

– Ух ты, круть! – воскликнул он, доставая инструмент и поднося его к свету, словно это был драгоценный алмаз.

Ангуса я знал. Мы пару раз встречались с ним в приюте, где жил Талькот. Он всегда подходил поздороваться, но стоило мне завести с ним беседу, как Ангус начинал переминаться с ноги на ногу и торопился уйти, словно школьник, спешащий на футбольный матч. У него обычно была с собой скрипка – судя по всему, он неплохо зарабатывал, выступая перед прохожими.

– Я не знал, что Ангус умеет играть на флейте, а не только на скрипке, – сказал я Талькоту.

Он усмехнулся.

– Шутите? Да он на чем угодно сыграл бы. Он же просто носит скрипку за собой.

– Я думал, он играет на улице, нет? – спросил я.

– Ну как бы да, но на самом деле ничего он не играет. Просто держит скрипку, и люди бросают деньги в футляр. Иногда водит по струнам смычком, но от этого все разбегаются, так что он в основном просто стоит.

Барри уже шел дальше.

– Вообще, флейта лучше скрипки, если подумать. Она блестит. Людям нравятся блестящие вещи, они будут ему бросать больше денег. А если кто попробует стащить его заработок, флейтой он сможет ему хорошенько врезать. Скрипка в этом смысле никуда не годится.

По-моему, это было вполне разумно. Я попрощался с Талькотом и догнал Барри.

С другой стороны станции, за рядом респектабельных домиков, скрывалась заброшенная стройплощадка. Она находилась между жилым и офисным зданиями, слегка в глубине от дороги: кто-то отгородил ее покосившимся железным забором, чтобы предотвратить нежелательное вторжение. Трюк, однако, не удался: на калитке не было ни замка, ни цепи, и когда Барри ее толкнул, она сразу распахнулась. За ней на потертом диване сидели трое бездомных; они играли в карты на кофейном столике и попивали пиво из банок. Если бы не открытое небо над головой и лужи, картина выглядела бы вполне домашней. На земле даже лежал ковер, правда, такой затасканный и мокрый, что его трудно было отличить от грязи.

– Ты как, Барри? – хором спросили все трое.

Я прикрыл калитку за собой и вышел у Барри из-за спины.

– О, а вы как, док? – поинтересовался один из них.

– Хотите присесть? – предложил второй, поднимаясь и подтаскивая стул.

Всех троих я знал: обитатели приютов в округе. Они не были моими постоянными пациентами, но время от времени я их лечил от разных респираторных и кожных инфекций. Мы подошли поближе, и я поймал себя на мысли, что ищу коврик, чтобы вытереть ноги, словно пришел к ним в гости.

– Я спешу. Вот, принес вам, – пробурчал Барри и протянул троице абажур.

Я подавил смех.

– Ух ты, спасибо, приятель, – сказал один из бездомных и взял его. Потом нагнулся за диван, вытащил оттуда лампу и водрузил абажур на ножку, а лампу поставил возле кресла.

– Смотрится здорово, правда?

Я подождал, пока кто-нибудь волшебным образом ее не зажжет. Никто не шевелился.

– Хм… – вступил я.

Они подняли головы, оторвавшись от карточной игры, за которую снова принялись.

– Но она же не работает, да?

Они переглянулись и расхохотались.

– Нет, док, конечно нет, – ответил один, закатывая глаза и толкая локтем соседа.

– Во что вилку-то втыкать? Зато выглядит классно, так ведь?

– Кстати, парень, которого ты недавно искал, вон там, на автобусной остановке, – сказал кто-то Барри.

Барри развернулся, собираясь уходить.

– Надо навестить одного человека, – сказал он, выходя в калитку.

– Но рубашку Prada я ему не отдам, – встревоженный, заметил я.

Раз уж я испортил сегодня новые туфли, эта Prada должна была компенсировать мне потери.

– Вы должны кое-кому помочь, – ответил на это Барри.

– Слушайте, – измученный, сказал я, – я не могу до вечера за вами бродить, наша прогулка закончилась, мне пора возвращаться на работу.

Барри на мгновение застыл на месте.

– Он больной, – последовал ответ.

Я решил воспользоваться выпавшим шансом.

– Если я пойду с вами, обещаете проконсультироваться со специалистом по поводу гепатита и туберкулеза?

Барри ничего не сказал. Ладно, попытка не пытка.

– Он вон там, – произнес Барри, двигаясь вперед.

Любопытство оказалось сильней меня. Я капитулировал и последовал за ним.

Мы миновали автобусный парк, зашли за ограду и там, на лестнице, обнаружили неподвижно лежавшего мужчину. Вокруг валялись мешки: на первый взгляд, с мусором, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это его пожитки.

– Я его видел пару дней назад. Напрасно он не пошел к врачу, – объяснил Барри.

Я уже склонился над мужчиной, прощупывая пульс. Сердце билось совсем слабо. Больной открыл глаза, но не смог произнести ни слова. Он вроде бы попытался приподнять свитер: я отогнул его вверх и обнаружил несколько слоев газет, прижатых к животу. Снял их и обомлел. Через всю брюшину шла огромная открытая рана. Я понятия не имел, что могло стать ее причиной, но она явно воспалилась и требовала немедленного медицинского вмешательства. Я поглядел на его лицо. Оно было бледным, в холодном поту: мужчина явно находился в состоянии шока.