Прикольные игры на Краю Света. Три повести об отрочестве - Иван Орлов

Вот и в этот вечер лязгнула на калитке клямка, специальный железный запор, но Белка отмалчивалась. Значит, папа возвращается «на бровях». Если настроение хорошее, станет петь, нет – начнет скандалить. На Краю Света после выпивки могли ругаться и драться почти все мужики, за исключением Пороховых, Шнейдеровых и Микошиных. Участковый инспектор милиции Стражев выпить мог и любил, но в буйстве замечен не был.

Степка и Сережка делали уроки за круглым столом под абажуром с кистями и теперь дружно напряглись. То, что папа бывает грозен, Сережка узнал года в четыре, когда запомнилось, как спасались от беспочвенного отцовского гнева у соседей.

В отличие от мужиковатого и простого Василия, Иван Величко выглядел, как правило, хорошо, красиво. Как лицом, так и формой одежды. Лоска и щегольства он поднабрал, когда служил срочную службу на Краснознаменном Балтийском флоте. Иван Петрович работал электриком на местной гидроэлектростанции. На работу ходил в темно-синих, почти черных галифе, таких штанах военного фасона тех времен, блестящих яловых сапогах и длинном черном кожаном пальто.

Судя по шагам в коридоре, возвращался папа довольно уверенно. Значит, считая по-взрослому, выпил немного, ну или умеренно.

Сережка перевел дух и вернулся к арифметике.

– Не ждали? – весело рявкнул в кухне папа.

Мама шикнула: дети сидят за уроками.

Папа громыхнул посудой. Скорее всего, принес «красненькую» – бутылку вина и будет сейчас, как говорят взрослые, «догоняться». А вскоре и песня начнется…

В самом деле, не успел Сережка дорешать примеры, как из кухни донесся чуть скрипучий запев:

Потом папа уже дуэтом с мамой спел песню из кино «Кубанские казаки»: «Каким ты был, таким остался…» Причем Сереже показалось, что мама вкладывает в слова воспитательный смысл. Ну, на то она и учительница.

Вечер обещал перейти в ночь спокойно, без скандала и драки. Но Сережа все-таки ощущал беспокойство, видел, что и Степка остается напряженным, уроки плохо лезут ему в голову. Младший брат догадывался: старший томится в ожидании того, какой будет развязка плохого дневного приключения.

И вот она лязгнула, чертова калитка, своим железным запором. Так клацнули друг о друга детали простой защелки, что пацаны поняли: развязка пришла. Тем более что Белка тявкнула для сведения: пришли не чужие.

Конечно, это была ближайшая соседка и родственница – тетя Женя.

– Пьем да поем, значит? – с порога начала она, постепенно повышая громкость своего и без того не слабого голоса: – А вы знаете, что ваш Степка моего Кольку покалечил?!

– Как – покалечил?! – всполошилась мама.

Евгения коротко всхлипнула и проголосила на слезливой волне:

– Не знаю, будет ли глаз видеть! Ни за что кинул бутылкой прямо в голову!..

– Какой такой бутылкой? – требовала подробностей Вера Ильинична.

А папа громко позвал:

– Степан?

Брат вздохнул, выбрался из-за стола и побрел к неплотно прикрытой двери. На время забыв про «домашку», потянулся следом Сергей.

– Объясни, в чем дело! – потребовала мама.

Степан обратился к тетке:

– А что Колька говорит?

Та огрызнулась:

– Что было, то и говорит: кинул бутылку ни с того ни с сего.

– Что я, дурак – бутылками с карбидом кидаться?

– С чем? – насторожилась мама.

Папа снова попытался вникнуть в суть конфликта:

– Ты, Женька, это… погоди нагнетать. Надо толком разобраться. Говори, Степан!

– Во разумник! – тут же встряла Евгения. – Оболтусов надо воспитывать, а не винище пить! Вот и мой где-то собакам сено косит, а сын в больнице!

– Ты, Женька, и сама выпить не дура! – хохотнул папа.

Мама взяла разбирательство в свои руки.

– Не молчи, Степа, рассказывай.

И Пан выложил, как все было.

Зацикленная на своем, Евгения завопила:

– Во как! Не просто посудина, а с этим… карпинтам! Вообще убить мог, паршивец!

– Подожди, Евгения! Значит, Коля утверждает, что Степан бросил в него бутылку с карбидом?

– Во! Утверждает!

– Почему я должна верить Николаю, а не своему сыну?

– Потому что твой стоит и ухмыляется, а мой в больнице!

– Не вижу логики, – заметила мама.

Сергей решил поучаствовать в выяснении истины, просунул голову в дверной проем и заявил:

– Я видел! Все было так, как Степа говорит.

– Конечно! – подбоченясь, заявила Евгения. – Конечно, будешь брату поддакивать, засеря малая!

Евгения Валерьевна – женщина простая – как думала, так и разговаривала.

Но тут папа вспомнил, кто в доме хозяин. Он так грохнул кулаком по столу, что громко звякнул соприкасавшийся с тарелкой стакан.

– А ну, дорогая, пошла отсюда! Пришла в мой дом и на моих детей гавкаешь! Виноват – ответит!

– А чтоб вы все сгорели! – парировала Евгения и выскочила за дверь.

Спать пацаны легли умиротворенные, почти счастливые. Как ни крути, спасибо тете Жене: ее крик оттянул на себя добрую половину родительского гнева. Понятно, папа и мама в один голос, что бывало нечасто, пригрозили: если еще раз услышат слово «карбид», обоим долго будет больно сидеть.

А Колька оказался сволочь, хоть и двоюродный брат. Так думал, засыпая, Сережка. Он не знал, что через два часа будет разбужен, напуган и опозорится, как малое дитя.

Сначала тявкнула вполне дружелюбно Белка. Этого в доме Величко Ивана не услышали. Но пронзительный собачий визг, полный боли, разбудил всех в доме и даже соседей Пороховых. Не проснулся только негромко похрапывающий Иван Петрович.

Все Величко по линии Ивана Петровича спали в одной большой спальне, куда выходила задняя стена печи. После недолгого, но душераздирающего взвизга Белки, не понимая, что к чему, не враз, как по команде, но в одну минуту сели на своих постелях Вера Ильинична, Степан и Сережка.

– Чо такое?! – воскликнул Степка, видевший в ночном мраке только смутные, как призраки, силуэты матери и брата.

Громкий дробительный удар в дверь заставил всех вздрогнуть. Затем послышался рев дяди Васи Величко:

– Верка! Ванька! Открывай!..

– Может, с Колькой что, – предположила мама.

– Не открывай! – чуть ли не в один голос воскликнули сыновья.