Этим летом я стала красивой - Дженни Хан

Я весь день думала о том, что мне надеть. Я ни разу не бывала на подобных вечеринках и понятия не имела, в чем туда ходят. К вечеру, возможно, похолодает, но есть ли смысл закутываться, если придется стоять у костра? Только не в мой первый раз. Наряжаться мне тоже не хотелось, чтобы не стать посмешищем в глазах Конрада и Джереми. В итоге я выбрала шорты, топ и пошла босиком.

Как только мы пришли туда, я сразу же поняла, что все-таки ошиблась с выбором. Другие девчонки были в летних платьях, мини-юбках и уггах. Если бы я дружила хоть с кем-нибудь из Казенса, я бы знала, как надо одеться.

– Ты не сказал, что девочки должны быть в платьях, – прошипела я Джереми.

– Не глупи, ты хорошо выглядишь, – сказал он и прямиком направился к бочонку с пивом. Да, там был кег с пивом, но ни крекеров, ни зефира в поле зрения не наблюдалось.

Мне еще не доводилось видеть настоящий пивной кег, только в кино. И я уже увязалась за Джереми, но Конрад схватил меня за руку.

– Не смей пить! Мама убьет меня, если узнает, что я позволил тебе выпить.

Я стряхнула его ладонь.

– Ты не можешь мне ничего запрещать.

– Ну же, пожалуйста!

– Ладно, посмотрим, – сказала я, отходя к костру. Не уверена, что мне вообще хотелось пить. Даже несмотря на то, что Клэй пил накануне вечером, я все же ожидала, что на вечеринке будут сэндвичи с зефиром и шоколадом.

Раньше я думала, что на вечеринках у костра нереально круто, но оказалось, что это не так. Джереми болтал с какой-то девчонкой в цветном топе и джинсовой юбке, Конрад общался с Клэем и еще какими-то парнями, которых я не знала. Мне кажется, что после того, как Клэй флиртовал со мной прошлым вечером, он, по крайней мере, мог бы со мной и поздороваться. Но он не обращал на меня никакого внимания.

Я стояла у костра в одиночестве и притворялась, что грею руки, хотя на самом деле мне не было холодно. И тут я увидела его. Он тоже стоял в одиночестве и пил воду из бутылки. Похоже, что он тоже никого здесь не знал. Мне показалось, что он моего возраста. Но было в нем что-то такое милое и уютное, от чего казалось, что он младше. Я взглянула на него еще пару раз, чтобы понять что именно, а когда поняла, то чуть ли не подпрыгнула от восторга.

Ресницы! Все дело в ресницах. Его ресницы были настолько длинными, что почти доставали до бровей. Высокие скулы, гладкая кожа цвета поджаренных кокосовых хлопьев, какими обычно посыпают мороженое.

Я коснулась щеки и почувствовала облегчение от того, что благодаря солнцу прошли все прыщи. У него кожа была просто идеальная. И вообще все, как мне показалось, в нем было прекрасно.

Он был высоким, выше Стивена и Джереми, а может, даже выше Конрада. Казалось, у него есть азиатские корни – японские или корейские. Он был таким симпатичным, что мне захотелось его нарисовать, хотя рисовать я совсем не умею.

Он заметил, что я рассматриваю его, и я тут же отвела взгляд. Немного погодя я посмотрела на него еще раз, и он снова поймал мой взгляд. Он поднял руку и едва заметно помахал мне.

У меня вспыхнули щеки. Все, что мне оставалось, это поздороваться с ним. Я подошла и протянула руку, о чем тут же пожалела. Кто сейчас вообще пожимает руки?

Но он пожал. Он молча смотрел на меня, как будто пытался что-то вспомнить.

– Я тебя где-то уже видел, – сказал он наконец.

Я едва сдержала улыбку. Не это ли говорят парни девушкам, когда хотят с ними познакомиться? Мне бы, конечно, хотелось, чтобы он вспомнил, что видел меня на пляже в бикини в мелкий горошек. Я надела его всего раз, но, может быть, именно тогда он обратил на меня внимание.

– Может, на пляже?

Он замотал головой:

– Нет, точно не там.

Значит, все-таки дело не в бикини. Я попыталась еще раз:

– Может, у палатки с мороженым?

– И не там, – сказал он. Затем его лицо просияло. – Ты ходила на курсы латинского?

Какого черта?

– Э-э-э… Ну да.

– Ты когда-нибудь была на Латинском слете в Вашингтоне? – спросил он.

– Да, – сказала я. Откуда он, в конце концов, об этом знает?

Он удовлетворенно кивнул.

– Я тоже там был. В восьмом классе, верно?

– Да… – В восьмом классе я еще носила брекеты и очки. Ужасно, что он помнит меня с тех времен. Лучше бы он помнил меня такой, какая я сейчас, в бикини в горошек.

– Так вот откуда я тебя знаю! А я стою и думаю, где же я тебя уже видел, – улыбнулся он. – Я – Кэм, а мое латинское имя было Секстус. Salve![8]

Я захихикала от внезапно нахлынувшей радости, которая, как пузырьки содовой, заплясала внутри.

– Salve! Я – Флавия, точнее, Белли. В смысле, мое имя Изабель, но все зовут меня Белли.

– Почему? – спросил он так, будто ему действительно было интересно почему.

– Так называл меня папа, когда я была маленькой. Он считал, что Изабель слишком длинное имя, – объяснила я. – Глупо, конечно, но многие до сих пор меня так зовут.

– Но почему же тогда не Иззи?

– Не знаю. Отчасти потому, что я любила конфеты «Джелли Белли», так что мы с ними даже придумали игру. Он спрашивал, какое у меня настроение, а я ему отвечала с помощью «Джелли Белли». Например, слива у нас значила, что настроение у меня отличное… – Я умолкла. Когда я нервничаю, я начинаю тараторить, а сейчас я определенно нервничаю. Я терпеть не могла, когда меня называли Белли, во-первых, потому, что это не настоящее имя. Это, скорее, прозвище для малыша. Белли ассоциируется либо с пухлыми младенцами, либо с мужиками в майках-алкоголичках. С другой стороны, Изабель – это нечто экзотическое, подходящее, скорее, девушке из Марокко или Мозамбика, которая круглый год ходит с африканскими косичками и красным лаком на ногтях.

– Я терпеть не могу, когда меня называют Иззи, предпочитаю Белли. Так намного лучше.

Он кивнул.

– И значение тоже очень ничего – это имя означает «красивая» на французском.

– Знаю. У меня был интенсив по французскому.

Кэм так быстро что-то сказал по-французски, что я ничего не разобрала.

– Что ты сказал? – Я почувствовала себя глупо. Странно говорить по-французски, если ты не в классе. Все-таки спрягать глаголы и по-настоящему говорить с носителем языка – совсем разные вещи.

– Моя бабушка француженка, – сказал он. – Я с детства говорю по-французски.

– О! – Теперь я почувствовала себя глупо оттого, что кичилась своим французским интенсивом.

– Ты знаешь, что «в» произносится как «вь»?

– Что?

– В твоем имени. Оно произносится как Фла-вьа.