На обратном пути - Эрих Мария Ремарк

– А тут еще и училище скоро…

Мы останавливается и хохочем. Тьяден просто визжит от восторга по этому поводу и, продолжая смеяться, бежит вдогонку за Валентином и Юппом.

Вилли чешет в затылке.

– Вы думаете, нам тут так уж рады? Не очень-то мы теперь покладистые…

– Мы им были куда милее героями, и желательно подальше, – говорит Карл.

– Интересно, как все повернется, – продолжает Вилли. – Мы ведь теперь… закалились в плавильне… – Он чуть приподнимает ногу, от души громко пукает и, сияя, выдает вердикт: – Калибр тридцать ноль пять.

Когда нашу роту расформировывали, оружие было приказано брать с собой и сдать его только по месту жительства. И вот мы в казарме сдаем винтовки, а взамен нам выдают демобилизационные: пятьдесят марок по увольнению и пятнадцать подъемных. Кроме того, мы имеем право на одну шинель, одну пару ботинок, белье и форму. Мы тащимся на чердак за барахлом. Завхозяй небрежно бросает:

– Поройтесь там.

Вилли быстро осматривает развешенные вещи и по-отечески говорит:

– Слушай, это можешь впаивать новобранцам. Тряпье из Ноева ковчега. Новое покажи!

– Так нету у меня, – ворчливо отвечает завхозяй.

– Во как. – Вилли внимательно смотрит на него и достает алюминиевый портсигар. – Куришь?

Тот качает лысой головой.

– Тогда, может, жуешь? – Вилли лезет в карман.

– Не-а.

– Ну хоть прикладываешься? – Вилли продумал все. Он тянется к выпирающему карману на груди.

– Тоже нет, – лениво отказывается завхозяй.

– Тогда мне остается только пару раз дать тебе по роже, – миролюбиво замечает Вилли. – Без новенького, аккуратненького шмотья мы отсюда не уйдем.

К счастью, в этот момент появляется Юпп, который, как член солдатского совета, имеет вес. Он подмигивает завхозяю.

– Это однополчане, Генрих! Вместе грязь месили. Покажи-ка им салон!

Завхозяй оживляется.

– Так бы сразу и сказали!

Мы идем с ним вниз, где висит новая одежда, быстро скидываем старье и переодеваемся. Вилли заявляет, что ему нужно две шинели, потому что у пруссаков он заработал малокровие. Хозяйственник мнется. Юпп берет его под руку, отводит в сторонку и поднимает вопрос о денежном довольствии. Завхозяй возвращается довольный и вполглаза смотрит на Тьядена и Вилли, которые вдруг стали вдвое толще.

– Да ладно, – бормочет он, – мне-то что. Кто-то вообще не забирает. Видать, денег куры не клюют. Лишь бы у меня отчетность сошлась.

Мы подписываем, что все получили.

– Ты тут говорил про сигареты? – спрашивает завхозяй у Вилли.

Тот, растерянно улыбаясь, достает портсигар.

– И что-то такое про жевательный табак? – продолжает завхозяй.

Вилли лезет в карман.

– Но, если я правильно помню, ты не пьешь? – уточняет он.

– Ну почему же, – спокойно отвечает завхозяй, – мне врач прописал. Понимаешь, тоже малокровие. Давай фуфырь.

– Минуточку! – Вилли прикладывается к фуфырику, чтобы спасти хоть что-то, и передает изумленному завскладом полупустую бутылку, которая только что была полной.

* * *

Юпп провожает нас до ворот.

– Знаете, кто еще здесь? – спрашивает он. – Макс Вайль! В солдатском совете!

– Ему там в самый раз, – кивает Козоле. – Теплое местечко, а?

– Ну, частично, – отвечает Юпп. – Пока мы там с Валентином. Если что нужно, ну, не знаю, бесплатный проезд, я на этом сижу.

– Дай-ка мне билет, – говорю я. – Съезжу к Адольфу.

Юпп достает книжку и отрывает один купон.

– Сам заполни. Но это, конечно, вторым классом.

– Сделаю.

На улице Вилли расстегивает шинель. Под ней вторая.

– Лучше пусть она побудет у меня, чем ее потом загонят, – ласково говорит он. – Пруссаки не обеднеют – за мои-то полдюжины осколков.

Мы идем по Большой улице. Козоле рассказывает о голубятне, которую сегодня собирается ремонтировать. До войны он разводил почтовых голубей и черно-белых турманов и хочет опять этим заняться. Там он только об этом и мечтал.

– А вообще, Фердинанд? – спрашиваю я.

– Работу искать, – коротко отвечает он. – Господи, я ведь женат. Только крутись.

Вдруг со стороны церкви Марии раздается несколько выстрелов. Мы прислушиваемся.

– Револьвер и «девяносто восьмая», – со знанием дела причмокивает Вилли. – Нет, два револьвера.

– Подумаешь, – смеется Тьяден, размахивая ботинками на шнуровке. – Детский лепет, если вспомнить Фландрию.

Вилли останавливается перед магазином мужской моды. На витрине выставлен макет костюма из бумаги и крапивной кудели. Но костюм его мало интересует. Он как зачарованный рассматривает ряд поблекших модных картинок позади костюма и взволнованно тычет в ту, на которой элегантный господин с бородкой навеки вовлечен в разговор с охотником.

– Вы знаете, что это такое?

– Дробовик, – отвечает Козоле, имея в виду охотника.

– Да ну тебя! – нетерпеливо перебивает Вилли. – Это же катевей![2]Ласточкин хвост, понимаешь? Последний писк моды! Знаете что? Я сделаю себе такой из этой шинели. Тут распороть, покрасить в черный, перешить, здесь отрезать подол – пальчики оближешь, доложу я вам!

Увлеченность Вилли этой затеей растет на глазах, но Карл его расхолаживает.

– А брюки полосатые у тебя есть? – свысока спрашивает он.

Вилли на секунду теряется.

– Сопру у старика из шкафа, – решает он. – А еще его белый свадебный жилет… О-о, Вилли будет загляденье, глаз не оторвать! – Сияя от счастья, он обводит нас взглядом. – Черт подери, ребята, начинаем жить, а?

* * *

Вернувшись домой, я отдаю половину демобилизационных матери.

– Людвиг Брайер, – говорит она, – ждет тебя в твоей комнате.

– Он же лейтенант, – добавляет отец.

– Ну да, – отвечаю я. – А вы не знали?

Людвиг посвежел. Понос ослабевает. Он улыбается мне.

– Хотел одолжить у тебя пару книг, Эрнст.

– Выбирай что хочешь, Людвиг.

– А тебе самому не нужны?

Я мотаю головой:

– Пока нет. Вчера пытался что-то почитать, но, странно, не могу толком собрать мысли. Через две страницы думаю совсем о другом. Перед глазами будто доска. Тебе романов?