Никогда не целуй маркиза - Рене Энн Миллер

– Твоя взяла, мой мальчик! – Пожилая маркиза улыбнулась. – Я рада, что ты не растерял острый разум у себя в деревне. – Немного помолчав, бабушка снова ударила тростью по ковру, как будто желая привлечь внимание Джеймса, и заявила: – И раз уж ты здесь, то я хочу, чтобы ты на этой неделе сопровождал меня в театр.

«Вряд ли это возможно…» – со вздохом подумал Джеймс. Ему не хотелось надолго оставлять младшего брата на попечении Энтони. Ведь этот паршивец, возможно, уже учил Джорджи играть с лакеями в «двадцать одно».

Снова вздохнув, маркиз проговорил:

– Очень жаль, бабушка, но мне необходимо побыстрее вернуться. Я должен присматривать за младшим братом.

– В этом нет необходимости, – заявила пожилая леди. – Энтони и юный Джорджи вскоре будут здесь.

– Что?.. Что вы сказали?.. – изумился маркиз.

– Ты прекрасно меня слышал, – ответила бабушка. – После того как ты приехал сегодня утром, я послала сказать твоим братьям, что ты надеешься на их прибытие в Лондон.

Джеймс нахмурился. Проклятье! Значит, старуха отправила кого-то следить за его домом в Белгравии и поэтому узнала, что они с Рейли прибыли в город. Этим и объяснялось такое скорое появление лакея с запиской…

– Не надо было этого делать! – Джеймс заложил руки за спину и прошелся по комнате: «Черт побери, ведь теперь у болтунов появится кое-что основательное для сплетен…»

– Что сделано, то сделано, дорогой. И даже если ты сейчас пошлешь гонца, чтобы их остановить, то он все равно опоздает, – заявила маркиза.

Нина радостно улыбнулась, а ее брат, покосившись на нее, сказал:

– Оставь нас.

Девушка тут же встала и вышла из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, Джеймс гневно посмотрел на бабушку и проговорил:

– Вы прекрасно понимаете, что Нина пренебрегла всеми правилами приличий. И такое вопиющее своеволие не должно поощряться.

– Поощряться? Ха, придумал!.. По-твоему, девочка должна смотреть, как ты и твои братья наслаждаются всем, что есть хорошего в Лондоне, а она будет сидеть взаперти в этом доме?

– Миледи, вы не имеете права решать за меня мои семейные проблемы, – заявил маркиз. – Все, что происходит в моей семье, – это мое личное дело!

Тут пожилая женщина горестно вздохнула – Джеймс впервые видел ее такой – и тихо проговорила:

– Хантингтон, я уже стара, и мне недолго осталось… Неужели это так плохо, что я хочу увидеть своих родственников в последние месяцы… может быть, даже недели своей жизни?

О боже, неужели бабушка больна?! От этой мысли Джеймсу стало не по себе. Он внимательно посмотрел на пожилую женщину – землистый цвет лица и странная худоба. Ох, а он-то думал, что старуха его переживет…

– Бабушка, вы обращались к доктору?

– Мне не нужен лекарь, чтобы подтвердить то, что я знаю и без него. Я похоронила всех своих детей и скоро уйду вслед за ними. Ты хочешь, чтобы я поехала в деревню? Я скоро туда отправлюсь, только ногами вперед – чтобы меня похоронили на фамильном кладбище. Причем произойдет это уже скоро. Неужели я не заслужила того, чтобы мои внуки побыли со мной немного?

Джеймс в растерянности молчал. Ему никогда не приходило в голову, что бабушка могла бы этого желать. Она ведь никогда не любила детей и детский шум… Отчасти из-за этого он и купил собственный особняк, хотя по закону дом, в котором жила бабушка, принадлежал ему.

– Если мы побудем здесь некоторое время… вы обещаете, что пригласите доктора? – проговорил Джеймс.

– Да, конечно… – почти шепотом отозвалась старая маркиза.

Джеймс тяжело вздохнул. Возможно, бабушка не лгала: она действительно выглядела очень слабой. К тому же… Если Нина побудет под ее присмотром, то, наверное, чему-нибудь научится.

– Да, хорошо, бабушка. Мы останемся в Лондоне на некоторое время.

Со своего места в театральной ложе Джеймс видел, как несколько биноклей внимательно его разглядывали. Сплетники, видимо, обсуждали, что именно привело его в Лондон. Наверное, они думали, что он приехал в поисках новой жены… или очередной жертвы, – многие полагали, что маркиз Хантингтон приложил руку к смерти супруги.

Бабушка поднесла бинокль к глазам и осмотрела сидящих в ложах и в партере.

– Рада видеть, что ты не опускаешь голову, – сказала она, не выпуская из рук бинокль. – Важно, чтобы свет знал: тебе плевать на то, что они о тебе говорят. Ты всегда сам определял правила, а остальные им следовали. Но очень плохо, что ты сбежал…

– Я вовсе не сбежал, – перебил Джеймс, поморщившись. – Я уехал, чтобы проследить за устройством новой системы водоснабжения. – «А еще для того, чтобы следить за поведением своевольной сестры». Но он решил этого не говорить, чтобы снова не начать спорить с бабушкой.

Вскоре свет погас, и разговоры смолкли. В соседнюю ложу кто-то вошел, и тотчас же послышался мужской голос:

– Каро, садись рядом с Анной, я останусь сзади. Отсюда лучше видно.

Раздался женский смех – и Джеймс невольно вздрогнул.

Волосы на голове Джеймса зашевелились.

– О, Чарлз, – послышался знакомый голос, – скажи правду. Ты ведь не любишь Шекспира и терпеть не можешь оперу, верно? Ты хочешь сидеть сзади, чтобы спокойно заснуть.

– Ш-ш-ш… – зашипела другая женщина. – Вы оба просто несносны. Мне следовало оставить вас дома. А теперь помолчите, представление уже началось. Мне, например, интересно.

Опершись руками в барьер, Джеймс чуть повернул голову, чтобы рассмотреть людей, сидевших в соседней ложе. В первом ряду сидели две женщины. Та, что находилась подальше, была полной блондинкой с круглым хорошеньким личиком. Другая же в этот момент обернулась, чтобы поговорить с джентльменом, сидевшим сзади. Хотя Джеймс не видел ее лица, он сразу понял, кто она такая.

Мисс Кэролайн Армуа!

Кэролайн сняла свое скучное черное платье, и теперь она была в изумрудном шелке, поблескивавшем в слабом свете театральных ламп и облегавшем ее прекрасную фигуру.

Сердце Джеймса забилось быстрее, и даже час спустя актерам никак не удавалось овладеть его вниманием – он то и дело заглядывал в щелку между красными бархатными шторами, разделявшими ложи. А если откидывался в кресле, то видел ярко-зеленую юбку Кэролайн и того же цвета шелковые туфельки, выглядывавшие из-под юбки. Время от времени она постукивала ножкой в такт музыке.

Джеймс терпеливо ждал перерыва, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем занавес с золотыми кистями опустился и зажглись хрустальные люстры под потолком.

Маркиз посмотрел на бабушку. Та крепко спала, и это очень на нее не походило. Наверное, она действительно была серьезно больна. Завтра он непременно пригласит доктора.

Джеймс встал и отцепил золоченый шнур, державший одну из занавесок. Бархат закрыл от любопытных глаз вдовствующую маркизу, и Джеймс осторожно накрыл ее плечи пелериной. Чуть помедлив, он наклонил голову, чтобы лучше слышать голоса в соседней ложе.