Играл на флейте гармонист - Влад Стифин

теневые остатки снега.

Земля подсохла. На открытых лужайках расцвели сплошным ковром ярко-желтые одуванчики. Она любила одуванчики. Они напоминали ей окончание школы и начало больших каникул.

Он довольно часто провожал ее домой. Они подолгу разговаривали друг с другом. Болтали обо всем подряд, и похоже, у них было много общего в пристрастиях к разным делам.

В школе все шло своим чередом. Сдавались последние контрольные. Исправлялись последние, нежелательные оценки. Писались последние самостоятельные работы. До каникул оставалось три дня.

В этот раз, провожая ее домой, он взял ее за руку. Она чуть дрогнула от неожиданности, на мгновение даже растерялась, но потом ее слабая ладонь крепко и в то же время ласково обхватила его руку. И так крепко и, как казалось им, очень нежно, рука в руке, они добрались до ее дома.

Дом ее находился довольно далеко от школы. Пока они прошли несколько улиц и перекрестков, уже немного стемнело. Наступил прохладный весенний вечер. Пора было прощаться. Они несколько минут стояли напротив друг друга, не отпуская рук. И он поцеловал ее в губы, скорее прижался губами к ее губам и, испугавшись своего поступка, быстро отстранился от нее. Он с усилием поднял глаза и посмотрел на нее. В ее глазах были слезы.

— Прости меня, — прошептал он.

Она кивнула головой, улыбнулась и прошептала ему:

— Извини, меня так целуют в первый раз.

Он обнял ее и поцеловал как умел, долго, долго.

Домой он мчался как на крыльях. Этой ночью сон долго не приходил к нему. Ночь была так длинна, надо было дождаться утра, чтобы увидеть ее снова.

Утром, весь в волнении, он вошел в класс и сел за свою парту. Ее место пустовало. Математичка отметила в журнале отсутствующих и начала урок. Минут через пять в дверях появился взъерошенный пацан из его двора, опоздавший, и как-то подавленно попросил разрешения войти в класс. «Биссектриса», так звали за глаза математичку за ее худобу и длинный рост, скривилась, но разрешила опоздавшему занять свое место. Пацан стал перешептываться с соседями, и скоро весь класс шептался и тихо шумел. До него тоже донесли печальную весть — новенькую сбила машина такси и, кажется, насмерть. Класс гудел уже весь. «Биссектриса» грозно хлопнула линейкой по столу и прошипела: — Прошу тишины. Извольте пройти к доске, — она поводила ручкой по классному журналу и назвала его фамилию.

Он вышел к доске. «Биссектриса» продиктовала ему задачку и произнесла:

— Ну-с, молодой человек, извольте потрудиться.

Задача была не очень сложная, но ошеломляющая новость не давала ему сосредоточиться. В голове мелькали разные мысли: — Нет, не может быть, это вранье, — он вспоминал вчерашний вечер и от этого волновался еще больше.

Через две, три минуты, видя, что у него ничего не получается с решением задачи, «Биссектриса» хмыкнула и жестко заявила: — Вы не готовы, молодой человек. Прошу присесть.

Класс зашумел с некоторым возмущением из солидарности к нему, понимая, что сейчас — момент не для учебы. Математичка грозно оглядела учеников.

Неожиданно дверь в класс открылась и в ней появилась Завуч — старенькая, строгая, но считавшаяся справедливой учительницей. Класс замер, ожидая официальных новостей. Завуч очень тихо и печально объявила:

— Сегодня утром произошло трагическое событие — погибла ваша ученица, — и она назвала ее имя и фамилию.

Весь класс встал. Математичка тоже встала. Все ученики молчали и смотрели в пол. Завуч добавила:

— Сегодня я отменяю уроки в вашем классе, — и вышла в коридор.

Все стояли, не зная что делать, некоторые девчонки тихо плакали. Он собрал портфель и вышел из класса. По тропинке, через дыру в школьном заборе, он прошел к соседнему скверу, сел на скамейку и тупо, не моргая, уставился на лужайку, усыпанную только что распустившимися желтыми одуванчиками. Слезы лились по его щекам, но он их совсем не чувствовал.

* * *

Три дня до лета оставалось.

Весенний день совсем не плох.

В такие дни легко мечталось,

Но случай нес уже подвох.

С утра спешили пешеходы,

В дороге — радостный таксист,

Дымили крупные заводы,

Играл на флейте гармонист.

Вот только тормоз не сработал.

Железка. Что с нее возьмешь?

Ее не трогают заботы —

Живешь ты или вдруг умрешь.

* * *

Утром его вызвали к Координатору. Наступил последний день его испытательного срока. И уже через сутки он оказался в зоне боевых действий, ее сокращенно называли «ЗБД».

В бункере, куда привел его дежурный из штаба, находились человек десять военных спецов, сидящих за дощатым столом и уже изрядно, как ему показалось, разгоряченных нулевым тоником. Они угрюмо, ритмично постукивали железными кружками по столу и хриплыми голосами орали песню:

Тихо ты сидишь в окопе,

Подрулил к тебе капрал —

Говорит, что руки в попе

Ты держал, когда стрелял.

Ты ответишь грубо, прямо,

Что стреляешь как и все,

Что тебя родила мама,

А не кто-то в борозде…

Дежурный нашел дневального, нечесаного и помятого спеца с заспанным лицом:

— Вот вам инструктор-стажер, подберите ему место.

— Что ж, местов полно, да два вчерась освободилась. Вчера двух братанов того, «чик-чик», — и он указал на две пустые дощатые койки, — занимайте любую, — пробубнил дневальный.

Он осмотрелся, глаза привыкли к тусклому свету и, как учил его Координатор, поприветствовал присутствующих:

— Слава «ОПРАВУ», — и махнул правой рукой с открытой ладонью.

Орущие песню на несколько секунд прервали свое занятие и, гыкнув, ответили ему на приветствие:

— Служу «ОПРАВУ».

Дежурный спросил у дневального:

— А как у вас тут сегодня?

Дневальный поскрябал ладонью небритую щеку и, кашлянув, пробормотал:

— Сегодня, кажись, этих «чик-чик» буде много. Капрал убег оформлять. Эти гады «черняки» закидали ночью «крокодилов» тьму, вот и будет тыгда много.

За столом продолжили песню:

Если ты сидишь в окопе,

Значит, ты не генерал,

Значит ты в глубокой попе —

Так сказал тебе капрал.

Если ты сидишь в окопе,

А противник замолчал,

Значит, парень вашей роты

Всех гранатой закидал.

Часть поющих, подустав, опустили головы на стол — песня прервалась. Оставшиеся нечеткими взглядами осматривали его:

— А, на новенького, стажер, значит, располагайся салага, отдыхай покуда, — заплетающимися языками они прохрипели и снова продолжали пение:

Если ты сидишь в окопе,

С железякою-ружьей.

Значит, ты еще не в