Веревочка. Лагерные хроники - Яков Капустин

Видя перед собой еврейского парня, студенческого вида, который после БУРа явился к нему в сопровождении людей, которые ему, наверное, снились в кошмарах, Иосиф сам хотел разобраться – кто же попал к нему в отряд, и чем ему это может грозить.

Я же предполагал в Иосифе крупного хозяйственника-растратчика, и очень удивился, узнав от него вскоре, что сидит он из-за конфликта с тёщей, который сломал ему жизнь. С его внешностью и манерами конфликт не вязался. Иосиф – сама рассудительность, деликатность и дипломатия. Какая тёща? Какой конфликт? Где Иосиф и где конфликты? Я был в недоумении.

Самое интересное, что Иосиф мне нравился. Он буквально обволакивал своим вниманием, заботой и теплотой. И, хотя, он был из «не нашего круга» я часто общался с ним, что не могло повлиять на мою репутацию, потому что я был выше подозрений.

Урки мне всегда верили и терпели то, что я мог общаться с не очень «кошерными» людьми. Студент, одним словом. Но все знали, что внутри у меня всё правильно.

Через полгода Иосифа суд выпустил на поселение.

Вечером в каптерке собрались несколько его друзей отметить это дело, и я был тоже почётным гостем.

Иосиф радовался почти свободе и произносил тосты за каждого из остающихся.

Минут через тридцать он уже был крепко под хмельком, и тут я понял, почему тёща упекла его за решётку. Это был распоясавшийся хам и сволочь, которому хотелось врезать в морду, что и сделал его приятель, заведующий баней Андреич, после чего Иосиф заплакал пьяными слезами и затих.

Встретил я его через год на пилораме. Иосифа вновь закрыли в зону за избиение жены на поселении.

К нему приехала заочница. Пока он не пил и держался, они были счастливы.

Но, по прошествии какого-то времени, Иосифа снова понесло и он превратился в скотину. Это часто происходит с неумеющими держать себя в руках после выпивки мужиками. Ими заполняются исправительные учреждения, в которых они зачастую становятся людьми работящими и приличными.

Как я и написал в начале повествования, можно смело менять местами пьющих на свободе на непьющих в лагере и никто не заметит разницы.

Какое у неё было настоящее имя мне неизвестно, но называли все её Ксюшей.

Это была высокая, стройная и красивая женщина с очень приветливым и приятным лицом.

Плели о ней всякое и бесконечно, потому что это была единственная женщина, которую колонна зэков из четырёхсот человек видела дважды в день, когда проходила через железнодорожный переезд по дороге на лесобиржу и обратно.

Говорили, что она когда-то убила мужа, отсидела срок, а теперь уже много лет работает стрелочницей и живёт в прилагерном посёлке.

Рассказывали зэки о ней разные небылицы, но кто будет верить людям, которые уже давно забыли, что такое женщина.

Наш технорук, майор Хлебовский, рассказывал мне, что Ксюша когда-то училась в Москве в театральном институте, очень начитана и образованна. Леониду Ивановичу я верил. Но и без этого чувствовалось, что женщина она непростая, и просто так её за рубль двадцать не купишь.

Поскольку на её стрелке тепловоз формировал составы по направлениям, переезд был часто и подолгу закрыт, что у зэков, отработавших смену на морозе, не могло вызывать особого энтузиазма.

Поначалу зэки пытались с ней хамить и оскорблять, но она умела отшить наглецов на понятном им языке и наречии.

А когда одному балбесу на его шутку: – Ксюша! Отгадай, что у меня в руке? – она спокойно, но громко ответила: – А то, что ночью было у тебя в заднице, – жулики стали поосторожней, и шутки их стали нейтральны и дружелюбны.

Уважающие себя парни, конечно, ничего себе такого не позволяли.

Это «шелупони» всякой, как с гуся вода, потому что там, где он крутится такие шутки может и катят. Серьёзные же люди в лагере и сами так не шутят, и других удавят за такое. Поэтому и не будут лишний раз искать себе приключение на пустом месте. У них и без этого забот хватает.

Другой герой нашего рассказа Дима Смирнов был из Горького.

Было ему едва за тридцать. Хороший плотник. Высокий, симпатичный парень. Ничего плохого о нём никогда не слышали. Сидел за пьяную драку, что абсолютно с ним не вязалось. Но я уже знал, что трезвый человек в лагере – это не совсем одно и то же, что пьяный на свободе.

Дима готовился к досрочному освобождению, а потому не пил, хорошо работал и был из уважаемых работяг. Само собой считалось, что Дима вернётся домой в Горький и устроит свою жизнь нормально, потому что если не он, то кто же.

Но Дима не поехал в Горький. Он остался у Ксюши.

Его часто видели у будки на переезде, но ни о чём никогда не просили, понимая, что человек устраивает свою жизнь. Прекратились и шутки в сторону Ксюши.

Наверное, прошло более полугода, когда мы впервые увидели Диму очень крепко выпившим. И кто-то в колонне громко сказал:

– Ну, всё, приехал пассажир.

Радости это ни у кого не вызвало, потому что почти каждый примерял его жизнь на себя. Для основной массы зэков пьянство на свободе является главным камнем преткновения, и не будь этого порока большинство из них и не знали бы, где находится милиция.

Все понимали, что «лиха беда начало». Потому что самое главное для пьющего, в прошлом, человека – это не начинать.

С того раза трезвым Диму мы почти не видели. Изменилась и Ксюша.

Если в начале их совместной жизни она «летала», то теперь стала выглядеть уставшей и подавленной. У неё появилось виноватое выражение лица, как будто она искала причину свалившегося на них несчастья в себе.

Однажды Ксюша появилась на работе с большим синяком под глазом. Такое случилось впервые за время наших за ней наблюдений.

На обратном пути мы увидели возле шлагбаума и Диму, как всегда, крепко поддатого.

Кто-то из колонны крикнул:

– Дима, вали в Горький, пока не поздно!

Дима улыбался незнакомой нам улыбкой. Так улыбается пьяный, которому море по колено.

…О том, что Ксюша «завалила» Димыча мы узнали рано утром на разводе.

Во время очередного избиения, Ксюша ударила его обухом топора по голове и убила.

Никто не жалел Диму.

– Правильно она завалила этого козла – слышалось со всех сторон.

– Жалко хорошую бабу.

Видимо так думали не только циничные и «отмороженные» зэки. Потому что менты сварганили ей самооборону, и получила она всего полтора года.

И все зэки радовались за Ксюшу и говорили, что менты, оказывается, тоже люди.

Один бывший детдомовец как-то рассказывал, что долго ждал, пока кипящая в чайнике вода самостоятельно превратится в чай.