Его игрушка - Оливия Лейк

— Это ты у нас спишь исключительно в постели победителей, я не так требователен.

Она вспыхнула, нахмурившись. Прямо овечка невинная! Ничего не понимает, но спасибо черту, не оправдывается. Этого наслушался в свое время.

— Ты, кстати, карьеру актрисы построить не думала?

— О чем ты? — не поняла Дэдэ.

— Какой красавец! — передразнил я. — Да ты же терпеть не можешь лошадей. Они же воняют.

— Изменила мнение, — невинно пожала плечами, — или привыкла: живу ведь с козлом.

Я в последний раз ткнулся носом в рыжую гриву и погладил жеребца по бархатистой морде. Не стоит Атланту видеть, как я свою дорогую женушку уму разуму учить буду. Слишком дерзкая стала. В конец за языком не следит.

— Что ты делаешь? — ахнула, когда я схватил ее у корней волос и отволок за поворот — здесь никого не было.

— Послушай меня, дорогая, — выплюнул в лицо, толкнув к дереву загона — даже лошади заволновались в стойлах, чуют агрессию. — Ты будешь говорить, когда нужно, и затыкаться, когда велено. Свой дешевый юмор засунь себе в дырку и наслаждайся, а меня уволь от этого унылого зрелища.

Дэдэ замерла, широко распахнув зеленые глаза. Она боится. И правильно делает.

— И что ты сделаешь? — спросила так, словно хотела уточнить, на что я способен. — Ударишь меня? — оттолкнулась от стойла. — Ну бей, — нарочно подошла ближе, нарушая границы. — Бей же! Ты и так уничтожил и растоптал е… меня, — запнулась на последнем слове.

Я зло рассмеялся. Да что же с ней такое? Ощущение, что это я перед ней виноват в чем-то. Притворяется неискушенной и неопытной. Словно я развращаю нежный и хрупкий цветочек. Я перестал понимать Дэдэ. И мне это не нравилось.

— Я не бью женщин, даже если они такие суки, как ты.

Правда, единожды я нарушил это правило — когда узнал про ее измену. Звон той пощечины, звонкой, с оттяжкой, до сих пор ярко всплывал в голове, и испуганные глаза Дэдэ тоже. Кровь из разбитой губы. Кап. Кап. Кап. Это остудило и вернуло способность рассуждать здраво. А еще Том. Но он подоспел, когда я уже сам смог остановиться и не довести желание уничтожить жену в прямом смысле. После этого я поклялся, что не позволю женщине, особенно Дэдэ, пробраться мне под кожу и довести до того, что я изменю самому себе.

— Поехали домой, — бросил и пошел вперед. Не могу видеть ее. Дотрагиваться до нее не могу. С ума она меня сводит.

Софи

После ссоры в конюшне мы с Джейсоном не обменялись и парой фраз. По дороге домой заехали в рыбный ресторан пообедать и даже там преимущественно молчали, обмениваясь исключительно равнодушными взглядами.

Сначала я действительно испугалась, решив, что Джейсон не просто груб с женой, а что его ненависть достигла апогея и перешла в рукоприкладство. Но он опроверг мои домыслы. Не словами, нет. Было в его глазах что-то такое, что заставило понять: ему тоже все это не нравится. Но Джейсон привык жить в ненависти к Дэйдре и по-другому уже не мог. Я печально улыбнулась, поднимаясь к себе в комнату. В голову пришла странная мысль: я хотела бы научить его любить. Не меня, конечно, но, возможно, другую. Потом, после развода. Эх…

Лирика лирикой. А пора собираться на ужин к родителям Джейсона. Я надела шелковый комплект цвета слоновой кости, купленный в дорогом салоне нижнего белья, — в Санта-Кларе таких бутиков даже не было — и вытряхнула из чехла платье, которое доставили пока нас не было. Консьерж у нас — настоящий душка: все примет, получит, сохранит для хозяев.

— Что это?! — округлила глаза, затем схватила платье и отправилась к мужу.

Можно было бы, конечно, промолчать, но я уж задолбалась молчать!

— Платье с баской? Серьезно? — спросила с порога — дверь в спальню была открыта. — А почему не шкура мамонта? Они ровесники по актуальности.

Джейсон неспешно повернулся, застегивая сапфировые запонки на белоснежной сорочке, смерил безразличным взглядом — я была в одном белье, но никакого отклика в ледяных глазах не было. Джейсон оставался равнодушным: ни страсти, ни желания.

— Дэдэ, заткнись и одевайся.

Я поджала губы, но вступать в полемику не стала — сейчас это ничего не дало бы. Это я чувствовала интуитивно. Мы откатились в отношениях на десять шагов назад. Это не радовало, совсем не радовало.

— Улыбку надень, — бросил Джейсон, когда ворота особняка распахнулись перед черным линкольном, на котором нас привезли.

Джейсон сидел рядом на заднем сиденье — за рулем был Сэм, водитель. В папке было сказано, что он работал на мужа больше пяти лет, поверенный многих тайн. Он как та обезьянка: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу.

Я слабо улыбнулась, поправляя уложенные мягкими локонами волосы:

— Так?

Джейсон, до этого равнодушно листавший телефон, поднял глаза.

— Так, — и снова вернулся к прерванному, наверняка, безумно занимательному процессу. Я тихо вздохнула.

Сэм помог мне выйти из машины, затем Джейсон предложил руку. Мы поднялись на крыльцо, утопая в аромате вечерних цветов. Двор особняка был освещен крохотными фонариками, таинственно сияя в летних сумерках. Я заметила пестрый сад и увитую виноградом беседку. Очень атмосферно. Другого я не ожидала. Этот район Лонг-Айленда считался элитным — да, азы того, что должен знать коренной житель Нью-Йорка, я постигла. Времени у меня полно. Не работаю ведь. Но завтра все должно измениться: на мне ведь проект помощи детскому центру для беженцев.

— Сынок! — нам открыла дверь хрупкая моложавая блондинка. Камилла, мать Джейсона. — Дэдэ, дорогая, рада видеть! — Она обняла меня. Я улыбалась во все тридцать два зуба.

— Камилла, здравствуйте.

В папке Дэйдры сказано, что она — дура дурой, не видит дальше собственного носа. Нелестная характеристика. Окей, поглядим.

— Проходите в гостиную, все уже собрались. Выпьем, поболтаем, пока накрывают к ужину.

Поскольку я здесь никогда не была, то держалась Джейсона — не хватало еще в комнатах заплутать! Тогда ко мне точно появятся вопросы. Вряд ли заподозрят подмену, но точно подумают, что я умом тронулась. Джейсон и так уже подозревает неладное.

В гостиной, светлой и просторной, собралась вся семья Сторн.

— Дэдэ, наконец-то! — воскликнул Харви Сторн. Дед, который почему-то обожал Дэйдру. С нашим дедушкой они были дружны, и ее как внучку воспринимал старший Сторн. О разводе он не подозревает и вряд ли одобрит, но… Тут только руками можно развести. Под гнетом возраста дед Джейсона немного согнулся, да и голова порядком поседела, но в принципе выглядел достаточно крепко для восьмидесятилетнего человека.

Я упала к нему в объятия, искренне улыбаясь. Чувствовалось, что только он ко мне относился действительно искренне. Мишель волком смотрела, глаза Камиллы бегали с одного лица на другое и обратно.