Оникромос - Павел Матушек

– Тогда зачем ты спас меня? Не для того же, чтобы сейчас…

– Если бы это зависело от меня, я бы оставил тебя в том трубодоме, но я всего лишь орудие Совета, и потому все, что я делаю, – его воля.

– Это Совет меня спас? – с недоверием спросил Друсс.

– Совет решил, что в сложившейся ситуации ты можешь быть полезен.

– Я начинаю жалеть, что ты не оставил меня с Магистром Сене.

– Никого не интересует твое мнение. У тебя здесь больше нет прав. Либо ты выполняешь приказы, либо я отпускаю тебя на все четыре стороны, и на этот раз никто не вытащит тебя из беды. Если тебе удастся угодить Совету, то, возможно, ты сможешь спокойно покинуть город, а если нет, то…

– …ты убьешь меня, как Магистра Сене?

– Его время в Линвеногре и так уже истекло. Несколько дней назад Совет вынес ему приговор. Похитив тебя, он только ускорил его исполнение.

– А ты решил две проблемы одним махом.

– Теперь ты знаешь, почему я лучший в своем деле.

Друсс отрешенно пожал плечами. Он устал и хотел спать.

– Так что нужно Совету от меня?

– Ты слышал о Неизменниках, живых артефактах ксуло?

– Все искатели слышали. Это чушь. Многолетний профессиональный опыт говорит мне, что ничего подобного не существует.

– Забавно, потому что мой опыт говорит мне об обратном.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да. И он тут не один. Но самый могущественный скрывается где-то в районе Энез. Выследишь его и найдешь способ от него избавиться.

Друсс был потрясен. Ксуло, обладающее сознанием, – это просто в голове не укладывалось.

– В Энезе? – переспросил он. – Среди разрушенных и подтопленных зданий?

– Да. Именно там. И чтобы ты не сомневался. Это не тульпы выгнали нас из того района, и не они разрушили всю территорию. Каждый замин знает об этом, но Хемель, наверное, никогда не упоминал об этом, верно? Как ты думаешь почему? Потому что ему нельзя об этом говорить. Никому не разрешается. Так решил Совет. К сожалению, наше молчание не решает проблему и он все еще там. Я знаю, потому что время от времени я посылаю вооруженные патрули вглубь района, и угадай, что происходит? Ты не поверишь. Никто не возвращается.

Накмар

Помощник главного бухгалтера в индийской фактории Батиста Анабанди не мог рассчитывать на выкуп, хотя кто-то мог подумать иначе. Слишком легко можно было заменить человека на этой должности, а его скупая семья, многими поколениями растившая свой капитал, никогда не любила расставаться с деньгами. Поэтому с того момента, как пираты оказались на борту «Гарпии», Северус уже знал, что участь его предрешена, а золотые кольца, изысканные наряды и мешок, набитый шкурами молодых крокодилов, лишь отсрочат неизбежное.

Пропал груз пряностей, чая и шелка-сырца, экипаж безжалостно вырезали, а пассажиров разделили на две группы: тех, кого в ближайшем будущем обменяют на золото, и бедняков, способных, в лучшем случае, развлечь пиратов. Крики тех, кого били и насиловали, вперемешку с хриплым ором и хохотом пиратов сопровождали заложников на протяжении двух необычайно долгих суток, после чего пиратский бриг зашел в небольшую гавань на безымянном острове, где стояла огромная разрушенная крепость.

Заложников разделили. Каждый попал в отдельное помещение. В камере Северуса единственным источником света было небольшое окно под потолком, напоминавшее узкую щель. Узник попытался дотянуться до него, но не смог, и тогда начал кружить и искать место, откуда можно увидеть хотя бы крохотный клочок неба. Безуспешно. До него по-прежнему долетал лишь бледный отсвет дня.

Еду и кувшин с водой приносили один раз в день, поэтому Северус быстро понял, что ему не стоит есть все сразу. Вечером его настигнет жгучий голод, который не даст уснуть. Если же разумно распределить порцию на весь день, то можно его немного обмануть. Северус всегда был хорош в таких расчетах. В таких маленьких победах.

Ночью камеру заполняла абсолютная тьма. Северус никогда еще не испытывал ничего подобного. Темнота была настолько осязаемой, что он начинал сомневаться в реальности собственного тела. Его организм и непрекращающийся дрейф мысли казались лишь тонкой оболочкой особого комка материи, на котором как-то удерживается образ Северуса и все то, что делает его тем, кто он есть. В темноте он проводил пальцами по каменным стенам и шершавым доскам нар, но и они производили впечатление рыхлых, мимолетных проявлений чего-то иного – поверхностного натяжения того, что грезилось видящим этот мир во сне. Северус забыл о бухгалтерских книгах, инвентаризации и списках товаров. Всё, чем он жил до сих пор, растворилось во мраке и стало напоминать дрожащий мираж, который он некогда наблюдал в пустыне, – он до сих пор помнит этот мерцающий в зное город, которого в действительности не было вовсе. Такой же представлялась и его жизнь – в воздухе висела размытая форма, удерживаемая лишь усилием воли, но в действительности ее там никогда не было.

Северус потерял счет времени, и с каждым днем его охватывала все возрастающая апатия. Он смирился с мыслью, что умрет, как только пираты поймут, что за него никто не заплатит. Он был готов к этому. Он простился с миром и скучной прошлой жизнью, но на поверхности его сознания по-прежнему держались воспоминания о моментах, проведенных с дочерью. Последний раз он видел Лауру, когда ей было восемь лет. Она рисовала на террасе. Он на цыпочках подошел к ней. Это была их любимая игра «Кто кого напугает». На этот раз он проиграл.

– Я знаю, что это ты, папа.

– Как это случилось? Я ступал, как мышь!

– Скорее, как хромой слон!

– Что ты рисуешь?

– Чудовище.

– Покажи. Это морской змей, да?

– Нет. Дракон.

– Морской дракон? Никогда о таком не слышал. Он же не может дышать огнем, да?

– Не обязательно, водяные драконы живут в бездонных глубинах. Они затаскивают туда своих жертв. Никто не выживает.

– Солнышко, почему ты говоришь такие ужасные вещи? Нарисуй что-нибудь красивое, лошадку, домик или маму, не надо больше этих чудовищ.

– Но папа, они действительно существуют. Я видела одного.

– Когда?

– Пару дней тому назад я встала ночью, пописала в горшок и выглянула в окно. Светила прекрасная луна, папочка. В бухте было светло как днем. Я видела весь порт и стоящие у причала корабли. А дальше, ближе к рейду, что-то искрило в лунном свете, плясало прямо под поверхностью воды. Извивалось как змея, быстрое, как пламя свечи, мерцающее на ветру, и больше, чем все корабли в порту.

– Тебе, должно быть, приснилось, милая.