Оникромос - Павел Матушек

– Ты мне не веришь, папочка?

– Я верю, дорогая! Конечно, ты что-то видела, но это всегда можно как-то объяснить. Может быть, это просто волны или заблудившийся косяк рыб. Почему сразу чудовище?

– Я чувствовала, что он знает.

– Что?

– Что я смотрю на него.

– Не сердись, но я думаю, это действительно мог быть просто плохой сон. Чудовищ не бывает.

– Но они же выходят из бездонных глубин.

– Солнышко, посмотри на меня и послушай. В морях живут разные странные существа, и мы, конечно, многих из них еще не знаем. Может быть, некоторые из них похожи на чудовищ, уродливых, больших, с зубами и когтями, но это просто животные, которые не так умны, как люди. Ты боишься мышей?

– Да.

– Плохой пример. А собак? Не все они симпатичны. Некоторые большие и страшные.

– Немного. Но считается, что меня они не обидят.

– Вот именно! А ты боишься, что какая-нибудь собака заберется в наш дом, когда дверь заперта на ключ?

– Нет.

– Почему?

– Потому что собаки глупые. Они сами не могут открыть дверь.

– Верно. Все животные такие. Они не могут думать как люди. Те, что в море, тоже. Бояться нечего. Достаточно соблюдать осторожность. Их всегда можно перехитрить, потому что никто из них не знает, о чем ты думаешь. Даже те, которые выглядят как чудовища. Запомни. Есть только животные и иллюзии – зрительные галлюцинации, когда нам кажется, что мы что-то видим, а этого нет. И уж тем более нет бездонных глубин. Море бывает глубоким, но там всегда есть дно.

– Откуда ты знаешь, папочка? Ты видел?

– Нет, но это ведь очевидно. Смотри, здесь, рядом с берегом, повсюду дно, которое затем опускается все глубже и глубже, но оно продолжает там существовать. Если бы дна не было, море вытекло бы куда-то вниз, как вода из лохани.

– Это просто слова, папочка. Ты ничего не видел.

– Поверь мне, я старше тебя и знаю о вещах, о которых ты пока не знаешь.

– И что с того? Очередные слова, которые кто-то сказал тебе.

– Это вовсе не значит, что это не мудрые слова и не дают нам истинного знания о мире.

– Слова есть слова, папочка.

Северус не смог убедить ее. В упорстве Лауры он видел ростки сложного характера ее хищной и неприятной в общении матери, которая после пятнадцати лет брака была способна испортить ему жизнь не хуже деспотичного Батиста Анабанди. Поэтому большую часть дня он предпочитал проводить на работе, а дома просиживал в основном с дочерью.

Судя по длине усов и бороды, пираты вытащили его из камеры через два, а может быть, и через три месяца после заключения. Однако они вовсе не собирались его убивать. Во всяком случае, не сразу. Затуманенный тьмой и одиночеством, он не понимал, что говорят ему. Они потащили его вниз по извилистой лестнице и узким коридорам, а затем распахнули решетку в полу и бросили в частично затопленное помещение. Хлопнула задвижка, послышались смешки. Северус вынырнул из воды. Та доходила ему до груди. Несколькими метрами выше виднелся зарешеченный проем. Оттуда шел бледный рассеянный свет, заполнявший небольшой грот. Его стены были покрыты водорослями и морскими желудями. Что это за место? Через несколько часов Северус узнал ответ.

Сначала воды становилось все меньше – в какой-то момент остались только лужи, в которых кишели мидии и крабы. Но потом она начала прибывать. Она дошла до его пояса и выше, а затем стала поднимать его к потолку. В самой высокой точке он мог почти дотянуться до массивной решетки, но ни разу не сумел этого сделать. Наконец вода снова начала спадать, и он понял, что они заперли его в камере, которую заливает прилив, и что это место убьет его.

Отливы давали ему немного передышки, однако Северус чувствовал, что все больше выбивается из сил. Каждый день в деревянном ведре ему спускали сверху черствый хлеб и пресную воду. Северус слышал их тихие смешки и был уверен, что они спорят между собой, сколько он протянет. Он мог бы сделать одного из них счастливым. Он мог бы нырнуть во время прилива, ухватиться за какую-нибудь щель, выдержать несколько минут и набрать воды в легкие. Это можно было бы сделать. И все бы закончилось. Наконец. Но он не смог. Это был не его путь. Северус научился неподвижно держаться на поверхности воды и часами вслушивался в отдаленное журчание волн, бьющих о берег острова. Он терял ощущение тела и невидящим взглядом всматривался в изумрудные глубины. Он проплывал мимо косяков трески. Следовал за мигрирующими тунцами. Участвовал в крабовых мистериях. Вместе с неподвижным кашалотом наблюдал границу, которую не способен преодолеть солнечный свет, вглядывался в клубящуюся внизу темноту. Он сопровождал орков, когда те брели на север, чтобы прочесть свое будущее по форме того единственного айсберга, что кружит по океанам, но не тает, потому что внутри него спит древний эмбрион, окутанный слоями живого мороза.

Подводные странствия очистили Северуса от страха, который до сих пор заслонял ему путь, и однажды он наконец-то нащупал его.

Этот путь все это время был там.

Он ждал Северуса.

И Северус не колебался.

Он двинулся вдоль забытых морских течений, медленно змеящихся у дна, а затем добрался до гигантской расщелины.

Он знал, что это здесь.

Он остановился над дрожащей бездонной глубиной и почувствовал на себе взгляд Накмара.

В этот день разразился сильный шторм. Огромные волны почти смыли крепость в море, но к утру все успокоилось. Затем пришел отлив и забрал воду из камеры Северуса.

Она была пуста.

* * *

– Знаешь, мама, мне нравится смотреть на море.

– Мне тоже. Это меня успокаивает. А ты почему?

– Оно мне что-то напоминает.

– Что?

– Я не знаю. Что-то приятное.

Ивви

Район Энез окружала стена, которая в те времена, когда отец Друсса прибыл в Линвеногр, уже была старой. За ней располагалась довольно большая территория, прилегавшая к порту, потому ее потеря оказалась тяжела для города, однако никто не осмеливался подвергать сомнению решения Совета, даже если они казались лишенными смысла. Впрочем, на фоне последних событий Друсс невольно стал допускать возможность того, что многое видится бессмысленным только ему одному, тогда как для заминов и перусов смысл настолько очевиден, что дополнительных объяснений не требуется.

В район можно было попасть через одни из трех ворот, которые день и ночь охраняли гвардейцы. Друсс с детства был уверен, что вооруженные замины поставлены там для того, чтобы