Бунтарь. За вольную волю! - Юрий Корчевский

Служба оказалась нетяжёлой. На второй день конюх парням коней вывел, вытащил сёдла и упряжь. С конями «познакомиться» надо, чтобы за хозяев признали. Дали им по морковке, погладили. Осмотрели копыта – в порядке ли подковы? Конюх едва не обиделся.

– Я за ними слежу!

В порядке оказались и сёдла, что порадовало. Каждый день один из парней дежурство нёс. Как стук в ворота, привратник семенит открывать калитку, а один из парней приглядывает – не чужаки ли, до хозяйского двора жадные, пожаловали? Хозяин изредка, раз в неделю, а то и в десять дней, выезды с вотчины делал. Тут уж на облучке один из парней, а впереди, на коне Михаил. Хозяин доволен, эскорт не хуже, чем у других дворян, и чувствует себя под защитой. Вскоре выпал первый снег, ударили первые морозы. Гаврила Нестерович денежку выделил парням на тёплые шапки и тулупы. Как говорится, короля делает свита. Если боевые холопы одеты плохо, не по погоде, окружающие скажут – беден барин и скуп. Хозяин лицо терять не хотел. В один день Афанасий сказал:

– Век бы так служил! Не в поле спину гнуть.

– Во-во, я тоже согласен, – поддакнул Кир.

За всю зиму одно происшествие случилось. При выезде Гаврилы Нестеровича из заснеженного леса ватажка высыпала, человек семь, явно холопы, в руках дубины. Волосьями обросшие, в одежде грязной и драной. Из-за заснеженных елей на санный путь выскочили, путь перегородили. Михаил медлить не стал. Не поздороваться из чащи выбежали, не доброго пути пожелать, а ограбить. Выхватил пистолет, выстрелил в самого опасного – здоровяка с огромной сучковатой дубиной, тут же другой, наверное, предводитель, заорал:

– Бей их, робята!

Михаил из второго пистолета выстрелил.

С облучка Афанасий соскочил, первого набежавшего саблей ударил. Вмиг куда боевой пыл делся, бросились врассыпную. Только что были, и нет никого, только на санном пути три трупа. Чтобы дорогу освободить, Михаил и Афанасий за ноги трупы с пути оттащили. Гаврила Нестерович удовлетворённо кивает.

– Молодцы, быстро расправились. Одному бы мне погибель была.

При следующей поездке Михаил саблю на пояс прицепил. Иначе разрядил он пистолеты в грабителей, и сражаться нечем. Не рассчитывал он на целую шайку.

Вечером Авдотья, кроме ужина, и кувшин с вином принесла.

– Хозяин велел подать.

Дожили до весны, снег сошёл, земля и дороги просохли. Лжедмитрий II, настоящее имя которого неизвестно, по предположениям – еврей из Белой Руси, свою армию на Москву повёл. Поскольку сам в воинском деле не смыслил, воеводой назначил поляка Рожинского. В начале лета 1608 года армия самозванца к Москве подошла, разбила лагерь в подмосковной деревне Тушино. Василий Шуйский не имел достаточно войска атаковать и разбить армию самозванца. Мелкие отряды Лжедмитрия разошлись по всем окрестным губерниям. Грабили, насиловали, убивали, а ещё сманивали холопов в своё войско. Соратники самозванца, поляки Сапега и Лисовский, осадили главный духовный центр Руси – Троице-Сергиев монастырь. Царь рассылал гонцов во все губернии с требованием собирать ополчение и собираться в Первопрестольной. А только бедна Русь ноне на ратных людей. Кто в битве с Болотниковым полёг, а кто из дворян к Шуйскому неприязненные чувства питает, не хочет с дружиной в Москву идти. Среди поместного дворянства брожение умов, разговоры о слабости царя, невозможности его навести в государстве порядок. Мало того, что царевич Дмитрий холопов мутит, так ещё и поляков привёл. А те к народу русскому относятся хуже, чем к собакам, презирают, бьют смертным боем даже без вины. Хуже того, на православную веру гонения. Троице-Сергиев монастырь держится ещё, но народ к мощам Сергия Радонежского на поклонение прийти не может. Поляки навязать Руси веру католическую хотят.

Одним днём Гаврила Нестерович с Михаилом разговор завёл, вроде как случайно. Настроение прощупывать начал. Как-де относится к царю выкрикнутому, да нет ли желания помочь, уйти в столицу? Да всё полунамёками, в обход, со смешком. Михаил спросил в лоб:

– Гаврила Нестерович, мы у тебя уже полгода служим. И вроде ничем не провинились. Или обиделся на что? Так скажи прямо.

– Упаси бог! Ты ватажник справный, и парни твои в зазорном, скажем, питие неумеренном не замечены. Правильно боевых холопов держишь, в порядке.

– Тогда не пойму я что-то, к чему клонишь?

– А не хочешь ли в Первопрестольную податься? В городе ополчение собирается. Рать невелика, так из маленьких ручейков река складывается.

– Гонишь?

– Помилуй мя, Господи! И в мыслях не имел. Узнать хочу, стоит ли мне твёрдо на тебя и холопов твоих надеяться. Сманят посулами, и бросишь меня. Как тогда?

– Мы же договорились, руки жали.

– Так-то оно так. Да бывают интересы народные али государственные.

– Гаврила Нестерович, закончим разговор. Невместно мне слушать, даже обидно. Повода мы не давали и впредь не дадим. А если тебя не устраиваем, других присмотрел, так скажи, в тот же день уйдём.

– Не ерепенься, пусть идёт по-прежнему. А сейчас отдадим должное трапезе.

После странного разговора Михаил с парнями поговорил, спросил, как служится да есть ли желание уйти. Оба парня изъявили желание остаться.

– Какая-никакая деньга идёт. Крыша над головой, харчи справные, одёжа за хозяйский кошт. Лучше найдём ли? – ответил Афанасий.

Остались. В государстве непорядок, провинция без царя управляется, поместным собранием. А из Первопрестольной слухи доходят то диковинные, то страшные. Лето прошло, осень, снова зима в свои права вступила. Снега выпало мало, едва грязь прикрыл, зато морозы ударили. Для средней полосы вполне терпимые, хуже бывало. Реки льдом сковало. Лёд ещё тонкий, по нему ездить не рисковали. Одним утром Гаврила Нестерович попросил Михаила с парнями в Тростяное съездить. Недоимка там. Сельский староста обещал всё обозом по осени доставить, а уж зима, а обоза нет.

– Ты там построже с ним, Михаил. Совсем от рук Лукьян отбился. Али случилось что?

Кони застоялись, парни засиделись. Предстоящую поездку с радостью восприняли. До Тростяного на конях два часа ходу, только размяться. Коней не гнали, наглотаются в галопе холодного воздуха ещё, лёгкие у лошадей слабые. Добрались до моста через Аву. Речушка неглубокая, да берега крутые. Через реку мост деревянный, узкий, только одной телеге проехать. Вот одни сани-розвальни на мосту и стояли. А ездового, селянина, плетью стегал конный стрелец. На другом берегу ещё двое конных гарцуют возле возка. Ага, понятно. Селянин господину дорогу не уступил. А похоже, он первый на мост въехал, да не успел освободить. На санях груз под рогожей, а лошадёнка у селянина старая, спина провалена, можно сказать, кляча. Если бы стрелец плетью селянина не стегал, уж мост давно бы освободился. Михаил к мосту подъехал, с коня спрыгнул, к саням подошёл.

– Ты что творишь, служивый?

А стрелец развернулся и Михаила плетью ударил. В последний миг Михаил голову наклонил, удар по тёплой шапке пришёлся, а всё равно чувствительно. Вскипел Михаил, никогда его ещё плетью не стегали, а главное – без вины. Кровь в голову ударила, глаза застила. Выхватил молниеносно пистолет, в стрельца выстрелил. С такой дистанции промахнуться невозможно. От удара тяжёлой свинцовой пулей стрельца из седла вышибло. Селянин рот разинул, на лице красные рубцы от ударов плётки. Парни, как и стрельцы на той стороне, в лёгком шоке и растерянности. Парни сабли повыхватывали, стрельцы коней направили на мост, тоже за клинки схватились. Селянин проезду мешает. Один из стрельцов походя его саблей по голове ударил. На то секундочку потерял, а Афанасий уже на мосту. Михаил, чтобы между лошадьми не попасть да не быть сбитым и затоптанным, на сани забрался ловко, как обезьяна. И тулуп не помешал, ежели живым остаться хочется. У Афанасия положение выгоднее, коня стрельца его конь к кляче теснит. Михаил второй пистолет выхватил, старается удобный момент для выстрела уловить. А стрелять не пришлось, Афанасий стрельца срубил. Протиснулся между перилами и клячей, а второй стрелец рядом задом пятится. В возке с сиденья какой-то чин вскочил, кричит: