Деньги - Поль-Лу Сулицер

Мы проходим в комнату с задней стеной полукруглой формы. В центре комнаты стоят кресла и диваны, обращенные к изогнутой стене.

– Присаживайтесь, прошу вас…

Легкий звук позади меня: по мраморному полу к нам медленно и бесшумно приближается что-то вроде передвижного стола на резиновых колесиках, но я не вижу слуги, который бы им управлял. Стол останавливается аккурат рядом с Хаком.

– Какой марки шампанское вы предпочитаете?

– Я на это и не надеялся. На ваше усмотрение.

Хак садится. По-видимому, это единственное движение, которое дается ему с трудом: он почти падает назад. Как только он оказывается на стуле, его мизинец начинает открывать другие крышечки, на сей раз на правом колене; происходит несколько вещей: появляется второй передвижной стол, столь же бесшумный, как и первый, на котором в несколько этажей разложены десятки самых разных маленьких пирожных, роллы с рыбой, креветками, кальмарами, пончики различных видов, разнообразные маленькие булочки с начинкой, вафли; одновременно комната наполняется звуками музыки; это западная классическая музыка, похоже Брамс. И последнее, но не менее важное: в это же время черная лакированная панель на полукруглой стене медленно скользит слева направо, и оказывается, что мы находимся ниже уровня моря. Моему взору предстает картина подводного мира, освещенная цветными прожекторами с постоянно меняющейся цветовой гаммой, и нас отделяет от него стеклянная стена высотой в два с половиной метра и длиной около двенадцати метров.

– Я впечатлен.

– Благодарю вас, господин Симбалли.

Он сам разливает шампанское. А потом без всякого перехода расспрашивает меня о Кении. Я не знаю, что ему обо мне известно, но мне нечего скрывать. Я рассказываю ему об обстоятельствах отъезда из Лондона, моем бизнесе по обмену валюты. Я даже рассказываю о золоте. Он не спускает с меня своего умного острого взгляда.

– Почему Кения?

– А почему не Кения?

Он улыбается:

– Хорошо. Расскажите мне о своих гаджетах.

– Особенно много здесь не скажешь, но я твердо убежден, что на них есть спрос, и я готов открыть рынок и заниматься его развитием. И это все.

Еще несколько минут назад я готов был страстно убеждать его, чтобы как можно лучше продать свою идею. Но, оказавшись лицом к лицу с человеком с наполовину искусственным телом, я вдруг понял, что мои старания ни к чему не приведут. Быть может, как раз моя сдержанность и убедит его или, как часто бывает, все произойдет за несколько секунд. В общем, так или иначе, в тот вечер он расскажет мне, что завод, где Чин-и-что-то-там-еще является коммерческим директором, принадлежит ему и он у него не единственный, что у него еще несколько предприятий и работают они в самых разных отраслях и что, кстати, он согласен обеспечить покрытие инвестиций в мои гаджеты в размере ста пятидесяти тысяч долларов и, если потребуется, еще больше.

Однако тем вечером Хак не расскажет мне (об этом я узнаю позже), что он, по сути, является одним из главных неофициальных бизнесменов коммунистического Китая и в этом качестве контролирует и управляет значительными активами и капиталом не только в Гонконге, но и во всей Юго-Восточной Азии и даже за ее пределами. Этот факт в конечном итоге окажется для меня основным и решающим, а также в некотором роде причиной одного из самых больших страхов, который мне пришлось пережить.

Тем не менее, когда я возвращаюсь в Гонконг, в район пика Виктория, уже ничто не мешает мне начать бизнес, от которого отказался Хаятт. Однако в конце августа, находясь, похоже, под сильным впечатлением от поддержки, которую я чудесным образом нашел у Хака, он соглашается помочь мне: его хваленая торговая сеть в Европе на самом деле существует, и мы решаемся вместе отправиться в Париж, чтобы создать на ее основе сеть необходимых мне торговых представителей. В последний раз я без всяких церемоний предлагаю ему стать моим компаньоном, но он отказывается (к счастью), заявляя, что предпочитает фиксированный доход.

И это станет его огромной ошибкой. Уже ровно через одиннадцать месяцев со дня начала производства, создания сети дистрибуции и продажи гаджетов выручка от их реализации достигнет десяти миллионов долларов.

Моя доля за вычетом части Хака составит полтора миллиона долларов.

Танец, Франц, продолжается.

Быстрее, все быстрее…

Вот уже несколько дней, как мы с Хаяттом находимся в Лондоне. Местные контакты, которыми так хвалился Хаятт, оказались в конечном счете менее ценными, чем он обещал, но более полезными, чем я надеялся.

Не имея намерения самому представлять гаджеты каждому розничному торговцу Объединенного Королевства, я нанял для этого чертовски красивую девицу, как выяснилось, датчанку. Зовут ее Уте, рост у нее метр восемьдесят шесть или семь, и она всегда оказывается голой, когда ей предлагают снять пальто. Я откопал ее в модельном агентстве, и она действительно манекенщица, не сомневаюсь в этом: достаточно взглянуть, как она ходит вперед-назад с двумя томами Британской энциклопедии на голове, одновременно поглощая одну за другой морковки, которые ей так нравятся. Она не носит лифчик, и, когда наклоняется, чтобы продемонстрировать стреляющую открывалку для бутылок или педальную коробку-карман для мелких домашних вещей, ее собеседник может лицезреть все ее прелести до трусиков, если они на ней надеты.

Не считая морковок, которые она потребляет в неимоверном количестве, девица обходится мне относительно недорого. Я планировал оплачивать ее услуги почасово, как это принято в модельном бизнесе, но она решительно отказалась.

– Я хочу сдельную оплату. Ваши дерьмовые гаджеты рассчитаны на глупых людей, а поскольку человеческий род ежедневно устанавливает все новые рекорды глупости, мы должны продавать их тоннами. Ура! Здорово, приятель, поехали!

К тому же, говорит она, ее папа в Копенгагене коммивояжер. Он ходит по домам и продает пылесосы. Стало быть, у нее коммерческая жилка в крови и с ее ростом выбор невелик: либо торговля, либо баскетбол.

Мы в номере лондонского отеля Ritz, и Хаятт за спиной датчанки, пытаясь оставаться незамеченным, как позади выброшенного на берег кита, чтобы выразить свое неодобрение, подает мне знаки, словно терпящий кораблекрушение моряк Королевского флота. (Польза от Хаятта в том, [я понял это позже], что если он что-то не одобряет, значит, все будет хорошо: он каждый раз ошибается.)

Уте обнаруживает его сигнальные действия. Она разворачивается, берет Хаятта под руку и закрывает за ним дверь в коридор.

– Вот как-то так, – говорит она. – Хоть я и выгляжу каланчой, но не так глупа, как кажется. С этим дельцем можно хорошо подняться. Я хочу права эксклюзивного дистрибьютора на Британских островах и в Дании.

Она снимает с себя все, что на ней есть, и она в самом деле не носит трусиков.

– Я не боюсь холода, – объясняет она.

– Ты действительно не из трусливого десятка. Британские острова и Дания! А что еще?