Да будет свет? - Оксана Недельская

быть, это стоит сделать Главе Совета Харбласа, ведь это ваша прямая обязанность, Энри.

Чувственность в голосе Ирлиитты на его имени достигла пика, и Энри чуть не застонал от столь изощрённого издевательства, но, несмотря на почти неадекватное состояние, всё же сумел заметить, что на поведение Иштил и его реакцию никто не обратил внимания. Разве что губы Фласутты тронула улыбка, которая, впрочем, ничуть не оживила её ледяное лицо.

— Я задавал Изначальной вопрос относительно возможности выйти с Харбласа. Её ответ — нет, — Энри всё же сумел взять себя в руки, и продолжил говорить вполне спокойно.

Раньше он пытался ставить защиту разных уровней, но чары Иштил пробивали всё. Её действия были намеренными — он знал это доподлинно, потому что однажды задал прямой вопрос. Ирлиитта тогда посмеялась над ним, с очаровательной улыбкой сообщив, что его возбуждение благотворно сказывается на её самочувствии. В итоге каждая встреча Совета Харбласа превращалась для Энри в пытку, поскольку Иштил никогда не упускала возможности поиздеваться. Сегодня он, некоторым образом, брал реванш за всё, что между ними было. Вернее, чего не было — Иштил наотрез отказывалась вступать с ним в связь.

— Даже если мы сольём в один поток Наль тринадцати кхарэнов Харбласа, открыть переход не получится? — хмуро поинтересовался Лоттак Серран.

Энри внутренне возликовал, хотя лицо осталось абсолютно бесстрастным. Ему даже удалось отвлечься от мыслей о негоднице Иштил. Опасаясь переиграть, Энри изобразил некоторое недоумение:

— Вы полагаете, мы сумеем пройти барьер, поставленный Изначальной?

— Почему бы и нет? Вы же сами только что предложили подумать, как сделать это, — резонно заметил Лоттак, — Во всяком случае, стоит попробовать.

— Нам нужно согласие всех тринадцати кхарэнов.

— Думаю, не надо звать Ирвинда. Во-первых, в любой момент может открыться прорыв, и тогда мы окажемся абсолютно беззащитны, во-вторых, я ему не доверяю. Мне кажется, это вообще его рук дело, хорошо бы ещё понять, какую он преследует цель.

Алвар Донтарр всегда больше других недолюбливал Ирвинда, особенно после того, как выяснилось, что тот умудрился переспать со всеми женщинами-кхарэнами в первый год принятия в Совет. Некоторым это не удалось до сих пор. Единственным утешением Алвара и остальных было то, что женщины теперь тоже недолюбливали Ирвинда — почему-то им не понравилось, что он отказался хранить верность кому-нибудь из них.

Слово «верность» в любой реальности Наль было неуместным и глупым, но Ирвинд своим появлением внёс немалую сумятицу в их устоявшееся царство. Каждая из женщин, включая ледяную Фласутту, желала получить его в безраздельное пользование, и каждую его отказ невероятно унизил и оскорбил. Однако, их гнев стёк с него, как с гуся вода, потому что каждая до сих пор, несмотря ни на что, не отказалась бы вновь завоевать его чёрствое сердце.

— Да, в этом есть смысл, — согласился Энри, — но хватит ли Наль, собранного с неполного круга силы, на преодоление барьера?

— Вряд ли кто-то сумеет ответить на этот вопрос без практического опыта. А вот почему Ирвинда нет на общем заседании, это действительно интересно, — высказалась Алеасента Рикат, — вообще-то, это против правил.

— Это его надо спросить, почему он проигнорировал сообщение о сборе, — Энри потихоньку начинало бесить отступление от темы. Он хотел как можно скорее получить согласие кхарэнов на слияние Наль.

В этот момент раздался грохот, стены Малого зала содрогнулись, и одиннадцать членов Совета с остекленевшими глазами направились к выходу. Энри оставалось только смотреть им вслед, шепча себе под нос проклятья.

Глава 12

Никто не может дать более того, кто потерял всё.

© Франц Кафка

Злата

Время здесь течёт как-то иначе… Я не просто аккуратно отсчитывала прожитые дни, делая зарубки, как Робинзон Крузо, а вела самый настоящий дневник, благо записная книжка с ручкой имелись. При этом с трудом поверила своим же собственным записям, когда увидела, что уже целый месяц торчу на Харбласе. Радовало одно — две вылеченные Серые земли дали мне необходимое пропитание.

Вторая Серая земля превратилась в симпатичное озеро, чуть больше того, что было расположено в долине. Но главное — оно кишмя кишело не только рыбой и раками, в нём водились даже съедобные устрицы. Не представляю, как всё это богатство уживалось в одном месте, но факт — штука суровая. Рыбу я таскала импровизированной сетью, которую, как это ни удивительно, довольно быстро сплела из тонких побегов незнакомого кустарника.

По берегам образовавшегося озера, которому я дала имя Байкал (ну а что, его богатства помогали мне выжить не хуже своего великого собрата), обитали утки, и я намострячилась стаскивать их яйца. Вот только с мясом было никак. Охотник из меня не то чтобы не получился, просто я даже пробовать не стала, заранее содрогаясь от мысли, что придётся убить птичку, а потом как-то выпотрошить. О более серьёзной живности даже речи не стояло — всё-таки поколение, выросшее на аккуратно разложенных порционных кусках мяса с витрин ближайшего магазина, не слишком приспособлено для жизни в дикой природе.

В итоге мой досуг представлял собой допотопный деревенский быт, по большей части состоявший из поиска пищи и её приготовления — я не уставала радоваться временному БП-шному помешательству, благодаря которому имела огонь.

Помимо бытовых забот я старательно разведывала территорию, насколько могла уйти от своей «стоянки эскимосов». Исследованное пространство оказалось абсолютно безжизненным, в том смысле, что людей здесь не было — не знаю, хорошо это или плохо, скорее, всё же, хорошо — слова Исондила о возможных проблемах со здешними обитателями до сих пор стояли в ушах. Время от времени попадались следы животных, но только следы.

Третьим моим занятием стало нечто вроде медитации — сидя на берегу озера, я старательно растила свой маленький Аль, то глядя вдаль, то прикрыв глаза. Правда, во втором случае частенько засыпала. Иногда во время спонтанных погружений в сон видела незнакомца, который поведал мне о чудесах и истине, но сколько ни силилась, не могла вспомнить ни его лица, ни того, что он рассказывал.

С течением времени мой энтузиазм медленно, но верно сходил на нет. Зато всё чаще наведывались неутешительные мысли, вопящие, что так и придётся всю жизнь прожить здесь, всеми позабытой-позаброшенной. Помрёшь — и никто не узнает. Хотя с «помрёшь» вопрос спорный, может, я и впрямь достаточно померла во время перехода… Порой хотелось посетить Глерсин и, соответственно, Совет Харбласа — кто знает, а вдруг они захотят помочь? Но предостережение Исондила останавливало.

А пока… Пока я продолжала жить как живётся, понимая, что выход зоны комфорта, даже относительного