Фотографов с рук не кормить - Надежда Николаевна Мамаева

— Чувствуй себя как дома, — махнула я рукой на холодильник и пояснила: — В смысле, готовь себе сам из того, что найдешь. Можешь ещё помыть посуду и прибраться.

Я уже не опасалась Ника, как накануне: посягнёт ли он на мою честь — вопрос, а вот на честь ноутбука — как пить дать. Потому, умывшись, поднималась на второй чердачный этаж, прихватив комп. И чувствовала я себя при этом бдительной дуэньей, берегущей невинность уже слегка опороченной, в смысле взломанной, девицы семейства Леново.

Ник же остался, гремя у плиты сковородой. Видимо, как истинный добытчик, он уже успел поохотиться в холодильнике. И нашел в недрах морозилки самые эффективные таблетки, помогающие от голода, — замороженные котлеты.

И хотя мое желание уснуть было велико, но, как оказалось, это сделать не так просто, когда вокруг витают запахи жареного мяса.

А может, я вертелась ужом на постели ещё и оттого, что вспоминала сегодняшнее утро. Вернее, один эпизод. Поцелуй. Который, по словам Ника, должен был заменить пощечину и капли валерианы.

Из уст новоявленного рыжего все звучало вполне логично. К тому же и вел себя Ник сегодня исключительно как деловой партнер. Никакого намека на флирт. И, осознав, что царапнуло меня именно это, я даже села на кровати.

Черт! Мужчины говорят, что не понимают нас, женщин. Но у них хотя бы есть оправдание — целая игрек-хромосома! А в моем случае похоже, что никто меня так не понимает, как я сама себя не понимаю. В общем, это финиш. Поцеловали — плохо. Заверили, что и не хотели даже целовать, а пришлось, — еще хуже.

И вот я из-за этого паразита теперь кручусь меж простыней и одеялом, как хомячок, попавший на режим отжима в стиралке. И вот лежу, верчусь с боку на бок и все думаю, думаю… А если точнее, занимаюсь самым простым и древнейшим делом — усложняю себе жизнь.

Потому как отношения — это самое последнее, что мне сейчас нужно. Я не отошла от Стасика еще ни морально, ни эмоционально, ни финансово. В плане денег — особенно. Да и для Ника я всего лишь помощница. И если он так быстро справился с моими проблемами, то каковы тогда они у него самого, если ему нужна помощница? И во что я собираюсь влезть? И не сглупила ли я, заключив договор?

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я наконец пришла к решению. Во-первых и единственных, никаких отношений с Ником. Даже думать в его сторону не сметь. Он для меня заказчик. И только! Выполню свою часть договора — и все. А во-вторых и неповторимых, если поспать не удается, то стоит поработать!

С такими мыслями я открыла ноутбук и, стараясь отгородиться от звуков, принялась за дело.

Осень плакала дождем, нашептывала скатной крыше свои истории. Шуршала по черепице моросью. Вообще, сентябрь казался мне одним прощальным презентом лета, завернутым в яркую шуршащую обертку из сухих пестрых листьев. Откроешь его — и внутри затяжные дожди, длинные вечера, пушистые пледы, теплые объятья, яркие зонты, что застоялись в углу, душевные разговоры.

Капли барабанили по стеклу. И от этого становилось спокойнее. А может, оттого, что я погружалась в привычную рабочую рутину.

Обыденность… Она есть в каждой работе. У одних — заполнение журнала записи родов, у других — подготовка договоров. Моя же персональная каторга — постобработка фотографий. Порою мне приходилось проводить гораздо больше времени перед монитором, чем с камерой в руках.

И пусть я всегда старалась снять так, чтобы получить результат прямо из камеры, а не тратить ночи на работу в редакторе, но… не всегда получалось. А снимки должны быть хорошими. Всегда.

Потому как, если один раз схалтурил, второго шанса тебе клиент может и не дать. Наверняка не даст. Найдет другого. А конкуренция среди фотографов огромная. Так что однажды отнесешься халатно — и об этом узнает не только твой заказчик. Благодаря интернету о твоем позоре будет известно и на форумах-отзовиках, и в соцсетях. И припоминать, что «Белова лажает», будут, и не раз.

Так что, перефразировав заветы одного дедушки, квартировавшего на Красной площади, в мавзолее: «Работать, работать и еще раз пахать!» — засела за обработку.

Ник

Наверху все было тихо. Уснула? Наверное. А я вот не мог. Хотя до этого я практически не спал больше суток. Двадцать четыре часа, за которые все изменилось. Перевернулось с ног на голову. А еще в мою жизнь ворвалась на старенькой семерке, дымя выхлопной трубой, она. Непредсказуемая, искренняя, отчаянная.

Аня… Энн… Так похожая на огонек, искру. Яркая. Открытая. Честная. Вспыхивающая негодованием и готовая простить. Да, она определенно была девушкой из другого мира. Того, где живут сердцем, а не холодным разумом. Высказывают в лицо, что думают, и могут замахнуться молотком на обидчика, не просчитывая рисков и выгоды.

Я рос в семье, чье состояние настолько велико, что ненавидящим друг друга супругам проще убить, чем подать на развод и поделить дома, банковские счета и компанию. Потому рано избавился от иллюзий и наивной веры в людей.

Спасибо в первую очередь отцу, в пять лет протащившему меня по нескольким тестам ДНК, которые неизменно показывали один и тот же результат: я с вероятностью в девяносто девять процентов его сын. А папаше хотелось обратного. Ведь мою мать он поймал на измене. При этом и сам был ей неверен.

Они не развелись из-за денег: знали, насколько зубастыми будут юристы с обеих сторон. Но принять меня как родного сына отец так до конца и не смог. А может, просто не захотел. Для матери же я был обузой.

Поэтому — закрытая частная школа и недельные каникулы дома раз в год. Сначала я пытался обратить на себя внимание. Отказывался учиться, скандалил. Думал — заберут обратно. Но нет. От меня откупались спонсорской помощью школе. И руководство закрывало глаза на мое поведение, называло это «сложным периодом адаптации»… Потом я стал учиться. Отчаянно. Яростно. Поставил цель стать лучшим из лучших. Чтобы родители мной гордились…

И мной гордились. Только не родители. А учителя, директор. А отец с матерью по-прежнему не обращали внимания. И в какой-то момент я распробовал одиночество. Начал получать от него кайф. Не захотел пускать никого в душу. И просто стал притворяться нормальным. И все видели лишь мою маску.

А с Искрой-Энн симулировать полную адекватность было просто невозможно. Она, сама того не подозревая, вломилась в мои мысли, словно снежная лавина. Я не мог перестать думать