Дракон мелового периода - Анна Гурова

Я так растерялась от этого натиска, что принялась оправдываться:

– Я же случайно провалилась... Там пол гнилой оказался...

– Случайно, говоришь?! – рявкнул сторож, сверля меня взглядом. – И у ворот тоже случайно околачивалась?

Я наконец собралась с духом и перешла в атаку:

– Что вы на меня кричите, в самом деле? Что я, убила кого-нибудь, или обокрала? Мне же просто было интересно поглядеть на развалины...

– Ты из какой мастерской реальности? – перебил меня сторож. – Из одиннадцатого училища, или из того, которое на Савушкина?

– Какой-такой мастерской? – «удивилась» глядя на него честным взглядом. Именно так Антонина учила нас реагировать на вопросы посторонних о том, что им знать не положено. Сейчас она могла бы мной гордиться.

– Ты хоть понимаешь, идиотка, что теперь здесь все сгорит? – устало спросил сторож. – Я на этот ярус три месяца ход прокладывал, а она является, проваливается, поджигает абсолютно нетронутый этаж, и теперь ее еще и спасать надо!

– Ничего я не поджигала! – возмутилась я.

Но сторож вдруг замолк на полуслове и поднял руку, призывая меня к молчанию. В сером полумраке мне показалось, что его глаза слегка фосфоресцируют.

– Слышишь что-нибудь? – шепотом спросил он.

Я прислушалась. Сначала не слышала ничего, кроме частого дыхания – своего и сторожа. Потом к этому добавились какие-то скрипы и шорохи на лестничной клетке.

– Там? – шепотом спросила я, указывая на лестницу.

Сторож помотал головой и указал на одну из раскрывшихся дверей. Несколько секунд мы молчали. Потом я поняла, что он имел в виду: из одного коридора доносилось тихое частое цоканье. И оно явно приближалось.

– Кто-то сюда бежит. – прошептала я. – По-моему когти по паркету стучат...

Сторож изумленно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на волка и пробормотал;

– Я ж его вроде убил... Их тут что, двое?

Этих слов хватило, чтобы я бросилась к нему с криком:

– Забери меня отсюда, быстро!

Клацанье становилось все громче. Вскоре к нему добавилось тихое рычание. «Феникс» схватил меня за руку, крепко сжал и потащил к автомату.

– Сматываемся. – глухо произнес он. – О черт, надеюсь, он нас еще не учуял...

Сторож втолкнул меня в шкаф, влез следом, прижав так, что у меня перехватило дыхание, с лязгом захлопнул за собой дверь, а через мгновение мы в клубах дыма вывалились с другой стороны, оказавшись на крыльце синего вагончика «ОА Феникс».

Не успела я поблагодарить сторожа за чудесное спасение, как он схватил меня за плечи и развернул лицом к себе. Его глаза неожиданно оказались совсем близко. Они были светло-серые, блестящие и злые-презлые.

– Значит так. – свирепо сказал он. – О том, что сейчас было, забудь навсегда. Чтобы больше я тебя здесь не видел.

За этими грубыми словами последовал не менее грубый толчок в спину, и я слетела с крыльца на вытоптанную траву. Дверь вагончика с треском захлопнулась. Я осталась в одиночестве перед закрытыми воротами, разъяренная и униженная. Что за хамство?! Выкинули, как паршивого котенка! Меня, мастера реальности, демиурга, спустил с крыльца какой-то немытый сторож! И добро бы из служебного рвения...

Я развернулась и закричала, обращаясь к белой занавеске в окне вагончика:

– Я все про тебя знаю! Вор!

Результат последовал немедленно: дверь отворилась, и в проеме возник сторож.

– Что ты сказала? – грозно спросил он. Я отбежала шагов на десять.

– А то! Сам книги из развалин таскаешь, а другим не даешь! У меня на тебя полный компьютер компромата! Вот я расскажу кому следует...

Густые брови сторожа сдвинулись. Я приготовилась к драпу. Но он вдруг презрительно расхохотался.

– Иди, иди. – сказал, отсмеявшись. – Хоть в милицию, хоть куда, если время тратить не жалко. Но запомни вот что: если еще хоть раз сюда явишься, я тебя спасать не стану, так что станешь третьей.

– В смысле – третьей? – не поняла я, но потом догадалась, что он говорит о задохнувшихся подростках. – Ну надо же, напугал!

– Делать мне больше нечего, как всяких пигалиц пугать. – бросил сторож и ушел в вагончик закрыв за собой дверь. Однако дверь тут же открылась, и я услышала:

– Только сунься еще раз, ей-богу, поймаю так задницу надеру, мало не покажется!

На мгновение я онемела от такого оскорбления, а потом яростно выкрикнула:

– А спорим, что я первая доберусь до следующего яруса?

И кинулась бежать по дороге к метро.

Я вернулась домой в шестом часу. Родители с работы еще не пришли, да оно и к лучшему. Виду меня был колоритный – аж люди сторонились в общественном транспорте. Вся насквозь пропахшая дымом, по уши в грязи и известке, лицо в черных разводах от липкой сажи, куртка разорвана по шву – видно, за что-то зацепилась, пока летела сквозь перекрытия, пятки болят, спина в синяках... Прямо от дверей я ринулась в ванную и провела там не меньше часа, стирая одежду и отмываясь сама. Мой замечательный фонарик так и сгинул, остался на третьем ярусе. Зато рюкзак уцелел, а вместе с ним и добытое сокровище – обрывок загадочного текста.

За окнами было тепло и зелено, со двора доносились детские голоса. Благоухая персиковым шампунем, я вышла из ванной, закуталась в мамин купальный халат, налила чаю, сделала пару бутербродов и с полчаса сидела у стола и сушила волосы, ни о чем не думая, молча наслаждаясь тишиной, чистотой и покоем. Потом пошла в прихожую, где рядом с двумя монстрами, похожими на лапы больного проказой крокодила, – моими кроссовками – валялся грязный и пыльный рюкзак. Стараясь не запачкаться, я достала из внешнего кармашка свою добычу, вернулась с ней на кухню, расправила лист и принялась изучать его. «Истинный целитель знает...» Кто это такой, и что он там знает? «Я выхожу из тьмы луны...» Кто это "я"? Может, в том тексте таится скрытый смысл? Да-да, наверняка так и есть. Символический язык, зашифрованное послание. Из детективных романов мне было известно, что каждый шифр имеет свой ключ. Значит, нужно искать ключ.

Поскольку после ванны меня разморило, то разум обратился на поиски легких путей. «Господи, да что я мучаюсь? – лениво думала я, вертя в руках лист. – Завтра съезжу, покажу его Хохланду. Наверняка он знает, что означает эта тарабарщина. Или к Антонине обращусь – кстати, и ехать далеко не надо».

Я перебралась к телефону. У Хохланда никто не брал трубку. У Антонины незнакомый жен-кий голос сообщил, что наставница уехала отдыхать – «буквально вчера, ах, как вам не повезло; да, до конца лета, на Украину, к родственникам. Нет, позвонить туда никак нельзя, извините...»

Новость меня огорчила. Антонина была мне нужна здесь: во-первых, я так и не посоветовалась с ней, как вести себя с Хохландом, чтобы его от меня не слишком тошнило, а во-вторых, в глубине души я рассчитывала на ее помощь, если дела с библиотекой обернутся как-нибудь не так.