Дракон мелового периода - Анна Гурова

Где я? И что мне теперь делать?

Между тем дождь совсем прекратился, и моросъ в воздухе быстро рассеивалась. Я увидела горы, гряда за грядой мягкими волнами поднимающиеся к темно-серому небу. А над горами мерцали звезды: целые россыпи, незнакомые созвездия и скопления. Темнее вокруг не становилось, скорее наоборот. Туман ушел, и окружающий пейзаж приобрел четкость, и я увидела то чего не замечала раньше. – метрах в пятидесяти слева от меня над рекой легкой аркой нависал мост.

Поколебавшись, я решила перейти на другую сторону реки. В быстром, почти черном потоке ничего не отражалось: ни я, ни деревья, ни звезды. От моста вдоль реки вела в лес широкая тропа. Я подумала, что все равно заблудиться в таких условиях невозможно, и пошла по ней куда глаза глядят.

Рядом со мной река молча несла на восток свои чернильные воды. Может, от нее и пошло название района – «Черная речка»? К настоящей, убитой и загаженной Черной речке это название подходило слабо. Эта же молчаливая река казалась слегка не от мира сего – и я бы не удивилась, если бы она брала начало в каком-нибудь другом домене и в другой же домен впадала.

Через четверть часа лес на другой стороне реки расступился. Моим глазам предстал холм, на вершине которого росло уходящее в небо дерево со светло-серой корой, наподобие березы. Под сенью его ветвей теснилась деревенька – первые настоящие дома, которые я увидела в этом домене. Аккуратные уютные избушки, и во всех окнах звездочками горит свет. Напротив холма через черную реку был перекинут мост. Я обрадовалась сильнее, чем сама ожидала. Свет! Люди! Я не раздумывая кинулась к мосту.

Беги я чуть быстрее, наверно, там бы и сгинула: у моста отсутствовал средний пролет, как будто его разрушили специально. Я успела затормозить на самом его краю и долго ругалась, бессильно глядя на деревушку на той стороне. Но вскоре, приглядевшись к постройкам, я удивилась по-настоящему: метрах в ста от подножия холма стояла наша художка. Стены ее были такие же серые, как все в этом мире, и в темных окнах не горел свет, но это несомненно была она.

«Ничего не понимаю», – растерянно подумала я. Что в нормальном мире слева от художки? Сквер, клумбы, скамейки, потом церковь – «первая ротондная церковь в Петербурге», как нам рассказывали на краеведении. И еще кое-что вспомнилось из тех уроков: возле церкви, там, где сейчас был сквер с клумбами и скамейками, в советские времена стоял какой-то заводик, а до того – кладбище... Если черная река этого мира соответствует улице Савушкина, то кладбище располагалось как раз на месте приятной деревушки.

После этих мыслей я как-то утратила интерес к ее обитателям, и разобранный мост перестал меня раздражать.

Я уже собралась идти обратно, когда мне на ум пришла замечательная мысль. Если в этом мире есть художка, то почему бы в нем не быть и сожженной библиотеке?! И там уж точно нет никакого сторожа!

Я решительно повернулась спиной к реке. От широкой тропы в горы вело множество мелких которые я сразу не заметила. Я выбрала подходящую по направлению, и начался подъем – деревья, звезды, безлюдность и тишина.

Минут через двадцать я миновала перевал и оказалась по ту сторону гор. Тропа вывела на край высокого обрыва, и в просвете между деревьями открылся величественный вид. Передо мной расстилалась долина, большую часть которой занимало озеро – дымчатый хрусталь и перламутр в черных лесистых берегах. Справа, там, где по-настоящему должна была находиться станция метро «Старая Деревня», плескалась вода. («Так и знала, что метрополитен – это коллективная галлюцинация», – позлорадствовала я мельком.) А слева, на высоком мысу, над озером поднимался замок. Нет, не замок. Не бывает замков в стиле «конструктивизм». Пятиэтажное светло-серое кубическое здание вырастало над лесом подобно пирамиде майя. Никаких архитектурных изысков. Прямоугольные окна светились бледным неприятным светом галогенных ламп. Внизу горел желтый огонек электрического фонаря – первое цветное пятно, встреченное мной в этом домене. Я пригляделась и увидела внизу глухой забор и ворота. Эти ворота были мне знакомы. Как и само здание – не далее как на прошлой неделе я видела его фотографию в Интернете. Вот она, сожженная библиотека. Целая и невредимая. Такая, какой она выглядела десять лет назад, до пожара. И ворота – раскрыты!

Я почти вприпрыжку побежала вниз. Несмотря на пугающее переплетение горных троп, путь до библиотеки оказался недолгим. Не прошло и получаса, как я уже стояла перед воротами, изучая обстановку. В этом месте тянуло забыть, что я в чужом домене. – так оно напоминало реальность. Если бы не безлунное небо… Темный лес, бетонный забор, фонарь, распахнутые железные ворота. Вагончик «Феникса» пребывал на своем месте, почти незаметный в тени забора. Я подкралась к вагончику, прислушалась – тихо, и заглянула в ворота.

Там оказалась самая натуральная проходная. Из приоткрытой двери, ведущей в помещение для охраны, выбивался луч света и доносилось монотонное бормотание не то радио, не то телевизора. Дальше, метрах в ста от меня, лежала, как пирожное на блюдечке, сожженная библиотека: целая, невредимая, готовая к разграблению.

Я вошла в ворота, на цыпочках подкралась к комнате охраны и заглянула внутрь. Сторожа там не было, как я, впрочем, и ожидала. Просторное помещение, в дальнем конце вторая дверь – закрытая. Обстановка скудная; стол, стул, продавленный диван, черно-белый телевизор тихонько бухтит на подоконнике, показывая футбол. Только что вязания на столе не хватает или газеты с кроссвордами. Осмотрев комнату, я собралась идти дальше.

Меня остановило тихое рычание. Я подняла голову. Дверь в дальнем конце комнаты была теперь широко раскрыта, и оттуда на меня смотрела овчарка.

Я замерла, стараясь не делать лишних движений и даже не дышать. Овчарка не пыталась напасть. Она стояла, пристально на меня смотрела и монотонно рычала.

Первой мыслью было – откуда собака?! Здесь не должно быть никаких живых существ! Вторая мысль: а с чего я, собственно, так решила? Откинув глупые мысли, я постаралась сосредоточиться на происходящем. Итак, овчарка. Охраняет вход. Я не боялась – ни собак вообще, ни этой в частности, но по собственному опыту знала, что поведение сторожевых зачастую агрессивно и непредсказуемо. В свирепость овчарок мне не особенно верилось.

Единственная овчарка, с которой я была знакома – Маринкина Джерька – была трепетным и истеричным созданием. Но теперь, когда в трех метрах от меня стояла и глухо рычала здоровенная чужая псина, я почувствовала, что начинаю нервничать.

– Спокойно. – пробормотала я вполголоса, скорее себе, чем собаке. – Не надо сердиться. Я ничего не буду трогать. Сейчас я закрою дверь и уйду... Как бы не так. Стоило мне шевельнуться, как овчарка зарычала вдвое громче. «Не двигаться!» – ясно говорило ее поведение. Я послушно застыла, соображая, что предпринять. Есть такие собаки, которые ловят вора, но не трогают его, а задерживают до прихода хозяев – просто не выпускают наружу. Но я-то и так снаружи, а псина – внутри. Если между нами будет дверь... Я повела глазами вниз и в сторону, пытаясь разглядеть, запирается ли дверь снаружи. Овчарка не спускала с меня глаз. Как-то неправильно она себя ведет, с тревогой подумала я. Почему все время смотрит в лицо? Да еще со странным таким выражением... как будто чего-то ждет.