Что Кейти делала в школе - Сьюзан Кулидж

«Слово: Когда.

Вопрос: Вы согласны?

Если б не была согласна, то сказала бы

Когда… Ох, мне никак!»

– Что за необыкновенная рифма! – начала Кловер, но Роза, заметив, что Мэри краснеет и смотрит очень огорченно, торопливо вставила:

– Отлично. Жаль, что не я это написала. Продолжай, Кейти.

И Кейти продолжила:

– «Слово: Бесчувственность.

Вопрос: Пойдете ли вы на рыбную ловлю или предпочтете другое занятие?

Я не без чувства состраданья —

Зачем мне слушать рыб рыданья?»

– Но что-то я не вижу в этом стихе заданного слова, – заметила Роза. – Не напишет ли почтенный автор другой стишок?

«Почтенный автор» не откликнулся на это предложение, но через минуту-две Эстер Дирборн – «без всякой личной заинтересованности», как она заявила, – заметила, что в конце концов «без чувства» – почти то же самое, что и «бесчувственность». В ответ послышался хор недовольных голосов, а Кейти сказала, что непременно наложит штраф на тех, кто будет и впредь прибегать к подобным хитростям и уловкам. Но так как это первое собрание, она на сей раз будет снисходительна. Сделав это заявление, она развернула следующий листок.

– «Слово: Блоха.

Вопрос: Что бы ты сделала, милая?

Что бы сделала я, милая? Не знаю!

Ставь свои вопросы поточней!

Если б ты дала цветы, предполагаю —

В вазу их поставила б скорей.

Если бы там оказался милый ротик,

Поцелуй мой встретил бы его.

Если бы сидел, мурлыкая, там котик,

Гладила бы – больше ничего.

Ты зачем блоху в записке мне прислала?

У меня был настоящий шок!

Увидав ее, я в ужасе кричала:

«Дайте мне персидский порошок!»[19]

В крышке оставались всего два листка. Один принадлежал самой Кейти. Она узнала его по тому, как он был свернут, и почти неосознанно избегала его, оставляя напоследок. Теперь, однако, она набралась смелости и развернула его. Там стояло слово «корь» и вопрос: «Кто была мать Изобретательности?» За этим следовали строки:

«Та ночь была темна на гóре!

В Ковчеге ночью – вспышка кори!

Все дети Хама, Сима, Иафета,

Не зная, что такое есть конфета,

Просили и моллюсков, и картошки,

И в визге жутком заходились крошки,

«Что делать мне? Под ливнем и одной! —

Сказала бабушка их, миссис Ной. —

Вот что я сделаю! Возьму изюм,

Спущусь за старой львицей в трюм.

Она, конечно, спит, – я разбужу

И крепко к двери детской привяжу.

Дам ей изюм – рычит пусть из последних сил.

А детям, чтоб никто картошки не просил,

Скажу, что к ним впущу сию особу —

Пусть с каждого из них снимает пробу!

Таким путем их вылечу от хвори…

В каютах прячутся все взрослые от кори…»

Бабули выдумку венчал большой успех!

Не оценить все это просто грех!

Не побоюсь ее я именно назвать

Изобретательности мать!»

– Это гораздо лучше всех остальных! – объявила Элис Гиббонс. – Интересно, кто его написал?

– Неужели вам так понравилось? – сказала Роза, жеманно улыбаясь и изо всех сил стараясь сделать вид, что краснеет.

– Ты в самом деле это написала? – спросила Мэри, но Луиза засмеялась и воскликнула:

– Не пытайся. Роза, нас не проведешь!

– Теперь последнее, – объявила Кейти. – Слово «подливка». а вопрос: «Где берут начало сны?

Ночь. Уснули все монашки,

Миссис Нипсон лишь в рубашке

Тенью страшной вдоль дверей крадется.

Чудятся ей вздохи, стоны —

Все иллюзии матроны!

Видно, спать совсем ей не придется!

А монашечки во сне все до одной

Видят милых папу, маму, дом родной,

Кур едят, творог и сливки,

Масло, мясо и подливки.

Сладко им в счастливых их виденьях —

Горько миссис Нипсон в ее бденьях!»

– Кто это написал? – воскликнула Роза. Никто не ответил. Девочки переглядывались, а Роза пристально всматривалась по очереди в каждую.

– Ну и ну! В жизни не видела такой выдержки! И вида не подадут, – сказала она. – А как я покраснела, когда читали мой стишок.

– Проказница! – шепнула Кловер, которая в этот момент увидела почерк на последнем листке.

Роза ущипнула ее в знак предостережения, и обе беззвучно засмеялись.

– Что! Звонок к ужину! – воскликнули все. – А мы хотим еще поиграть!

– Полнейший успех! – шепнула Роза в восторге, когда они вышли в коридор. – Все девочки говорят, что еще никогда не проводили время так весело. Как я рада, что не умерла в детстве от кори!

– Ну как? – спросила Лили. – Общество спесивиц провело первое собрание? Как оно прошло?

– Восхитительно! – ответила Роза, причмокнув, как при воспоминании о чем-то очень приятном. – Но ты не должна задавать вопросов, Лили. Ты посторонняя и не имеешь ничего общего с ОИЛ. Все, связанное с деятельностью Общества, не подлежит огласке. – И она побежала вниз по лестнице вместе с Кейти.

– Ну и противные же вы! – крикнула Лили им вслед и добавила, обращаясь к себе самой: – Просто хотят подразнить. Я знаю, что была там скучища.

Лето, как всегда в Хиллсовере, запаздывало, но наконец все же пришло. Леса и горы расцветились новыми красками и похорошели. И даже обычно скромный, прозаичный городок не отставал и становился все великолепнее. На верандах расцветали вьющиеся растения. Яркие глицинии обагряли выбеленные стены. В сквере бурые сучья вязов превратились в низко свисающие гирлянды свежей зелени. Каждый раз выходя на прогулку, девочки замечали все новые перемены и делали все новые открытия – горицвет, фиалки, папоротники, яблони в цвету или начинающая краснеть лесная земляника. И цветы, и мхи, и даже птицы и птичьи песни – все было новым для наших девочек с Запада. Летом Хиллсовер был намного красивее, чем Бернет, и Кейти и Кловер начали действительно радоваться тому, что поехали в школу.

Однако в конце июля произошло событие, вызвавшее у них совсем иные чувства, – событие настолько неприятное, что мне очень не хочется о нем рассказывать, но так как оно имело место, мне придется о нем рассказать.

Это случилось в субботу утром. Кейти и Кловер только что вернулись из бани и шли наверх, смеясь и в самом веселом настроении. Кловер сочинила забавный стишок для предстоящего собрания ОИЛ и читала его сестре, когда на самом верху лестницы они столкнулись с Розой Ред. У нее, очевидно, были неприятности – раскрасневшаяся и взволнованная, она следовала за мисс Барнс, шагавшей с видом грозного полицейского. Поравнявшись с девочками, Роза широко раскрыла глаза и изобразила на лице ужас.