Укрощение строптивой - Сюзанна Энок

— Но он хоть поддерживал связь с вами?

— Нет. Никогда. Я видела его несколько раз на вечерах после своего дебюта в свете, но он, едва услышав о моем присутствии, тут же спасался бегством. Во всяком случае, всячески старался избегать меня.

— Недоумок, — буркнул Китинг, и она увидела, как его пальцы крепко сжали поводья. — А если бы я сказал, что это его обычное поведение? Тогда что-нибудь изменилось бы?

Менять что-либо было уже слишком поздно, но Камиллу одолевало любопытство. Ведь у нее давно уже накопилось множество вопросов о женихе — с тех самых пор, как она начала понимать, что обручена с этим человеком.

— Говорите, обычное поведение? То есть… как это?

— Видите ли, он лишен обаяния. Начисто. — Китинг помолчал, поджав губы. — Я хочу сказать, что Стивен до отвращения пресен и безлик. И он понятия не имеет, как разговаривать с людьми. Однако я вынужден признать, что мой кузен вовсе не злой человек.

— Не злой? — Камилла принужденно рассмеялась. — Но я никогда и не считала его злодеем. Просто в тот момент, когда я вошла в церковь… Стоя в проходе между скамьями, я какое-то время смотрела на Фентона, — а потом вдруг решила, что не хочу провести всю жизнь с человеком, который за двадцать лет не удосужился даже представиться своей невесте.

Китинг молчал, но Камилла была уверена, что знает, о чем он сейчас думал. Наверняка о том, что она поступила глупо, по-детски. Что могла бы после свадьбы просто поговорить с мужем и выразить свое неудовольствие. И, наверное, он хотел сказать ей о том, что очень многие браки начинаются без любви и даже без знакомства, но все-таки невесты не бегут из-под венца.

Приближение к Поллард-Хаусу Китинг ощущал по нараставшему напряжению в мышцах. «Вот она, одна из странностей жизни», — подумал он. В детстве они со Стивеном Поллардом были довольно близки, а теперь, когда стали взрослыми, он откровенно недолюбливал своего кузена.

Как он и ожидал, дворецкий заставил его ждать в гостиной. С тех пор как Китинг в последний раз побывал в этом доме, прошло лет семь или восемь, но здесь, похоже, все осталось таким же, как прежде. Подсвечники стояли на тех же местах на каминной полке, а в книжном шкафу все так же теснились пьесы Шекспира в кожаных переплетах.

— Вы действительно живете в этом доме? — спросил он маркиза Фентона, когда тот вошел.

— Я люблю, чтобы все было на своих местах. Насколько я понимаю, у вас есть новости?

Вот и весь родственный обмен шутками.

— Да, есть. Мне понадобится лист бумаги и перо. И еще я хочу, чтобы вы внимательно выслушали меня. Я намерен кое-что вам рассказать.

— Перестаньте, Китинг. Говорите, что собирались, и уходите. За мной заедут друзья. Мы хотим позавтракать вместе, и я не желаю, чтобы они увидели вас здесь.

Китинг присел за столик в углу и пробормотал:

— Странная у вас манера просить о помощи. Бумагу мне.

Со вздохом взглянув на кузена, Фентон позвонил дворецкому.

— Мне нужны бумага и перо, — объявил он. После чего с явной неохотой уселся напротив гостя. — Вчера я встретил в парламенте Гривза, — продолжал маркиз. — И он весьма многозначительно посмотрел на меня. Если вы уже кому-то рассказали, что находитесь здесь по моему поручению, нам придется изменить условия нашего договора.

— Хотите сказать, что раньше Гривз даже взглядом вас не удостаивал?

— Ну, не…

— Ему известно, что мы с вами кузены, и он вас недолюбливает, — перебил Китинг. — Держу пари, он довольно часто бросает в вашу сторону косые взгляды. Но поверьте, я ему ни слова не говорил. И никому другому тоже. Так что наш договор остается в силе. Вы женитесь на Камилле Прайс, а я получу десять тысяч фунтов, ясно?

— Да-да, конечно.

Тут вернулся дворецкий с письменными принадлежностями. Разложив все на столе, он покинул комнату. Как только дверь за ним закрылась, Китинг придвинул к себе бумагу и окунул перо в чернильницу.

— Во-первых, — проговорил он, поставив на листе единицу, — вы отправите Камилле цветы. Завтра же.

— Какие цветы?! — возмутился маркиз. — Эта девица бросила и опозорила меня! Я не намерен посылать ей букеты. Это она должна извиниться передо мной.

— Во-вторых, — Китинг продолжал писать, — через два дня отправьте ей второй букет с запиской следующего содержания: «Подарок на ваш десятый день рождения — увы, очень запоздалый». И все. Ни своего имени, ничего.

Фентон ударил кулаком по столу.

— Нет! Я отказываюсь. На такое я не согласен.

— И в-третьих: каждый последующий день вы будете посылать Камилле цветы, всякий раз — с запиской и поздравлением со следующим по счету днем рождения. И так, пока не дойдете до двадцать первого. — Китинг поднял голову. — Надеюсь, до двадцати одного вы считать умеете.

— Зачем так издеваться надо мной? — проворчал маркиз, наливаясь багровым румянцем. — Хватит оскорблений в мой адрес. Объяснитесь!

Невольно вздохнув, Китинг отложил перо. Он уже не в первый раз замечал, что его кузен просто не способен действовать, повинуясь порыву. К тому же он совершенно невосприимчив к чужим чувствам и потребностям: думал только о себе, — так что злиться на него бессмысленно.

Немного помолчав, Китинг проговорил:

— Видите ли, с точки зрения Камиллы Прайс, ее бегство — ваша вина.

Фентон вскочил на ноги.

— Что? Моя вина?! Да я ведь предложил ей дом, уверенность в завтрашнем дне, семью и…

— Вот то-то и оно, — перебил Китинг. — Ничего из перечисленного вы ей не предлагали. Вы полагали, что все это ей предложит лист бумаги, который она в глаза не видела. Но она ведь молоденькая девушка, Стивен. Она надеялась, что вы хотя бы напишете ей, завяжете знакомство… А в лучшем случае станете ухаживать за ней.

— Хотите сказать, что она сбежала прямо из церкви только потому, что я не добивался ее? — Скорее всего большего Фентон был просто не в состоянии понять.

— Вот именно, — подтвердил Китинг. — И для того чтобы она хорошенько подумала и все-таки решила выйти за вас, вы должны изменить ее представления о вашей персоне, понимаете?

Фентон молча кивнул и принялся мерить шагами комнату. Наконец, остановившись, заявил:

— Нет, я отказываюсь наотрез. Этот брак устроили наши родители. От него она выигрывает гораздо больше, чем я. Ведь я же маркиз… И она могла бы стать маркизой. Меня тоже никто не добивался, но я же не сбежал!

— Но вы не девушка, — с усмешкой заметил Китинг.

Вернувшись к столу и упершись в него обеими ладонями, маркиз вздохнул и в раздражении проговорил:

— Позвольте мне кое-что прояснить, Китинг. Так вот: она опозорила меня. И продолжает позорить своим присутствием в клубе «Тантал». По меньшей мере раз в день кто-нибудь из моих знакомых упоминает о том, что видел накануне вечером, как моя несостоявшаяся невеста ставила в клубе на стол корзинку с хлебом, сдавала карты или рассаживала гостей, явившихся к завтраку. А потом все вокруг пересмеиваются и шушукаются, прикрываясь ладонями.