Праздники - Роман Валерьевич Михайлов

И не буду от тебя ничего скрывать, хорошо? Да. Зекам женщины нужны постольку-поскольку. У них своя страна – страна зеков. А кто такие зеки? Те, кто сидит в тюрьмах. А за что они сидят? Кто за что. А Коля? А Коля по делу.

Коля Рыжик… Я потом рассказывал друзьям – никто не верил. Легендарный персонаж.

Ну а вскоре появился Арсений. Уже знаете как и что.

Проверил ли я Арсения? Конечно. Привел в комнату и спросил: «Они здесь?» Он заулыбался, сверкнул глазами, покивал. Да, здесь. Меня затрясло, показалось, он знает очень много. И обо мне, и о маме, и о том человеке с бумажным лицом на диване.

Арсений – и уверенный, и неуверенный одновременно.

Уверенность появляется от совпадения предчувствия и происходящего. Или от возможности что-нибудь точно предсказывать.

Вообще-то я не собирался рассказывать об этом, когда начинал. Все эти раскапывания детских впечатлений. Что я видел в окне, что я видел в углу, что я видел в шкафу. Кстати, помню, как одной ночью вскочил от грохота, прибежал в комнату к родителям. Отец лежал в шкафу и хохотал. Или вернулся из школы, а мама с Арсением танцевали на кухне под итальянскую эстраду. Тото Кутуньо. Они выглядели так счастливо, сверкали от радости. Захотелось задержать мгновение или устроить повторяющийся ритуал: пусть это происходит каждый раз, когда я возвращаюсь из школы.

Еще один раз приснилось, что отмечаю день рождения. Пришли и сели в рядок, как воробьи на жердочке: отец, Коля и Арсений. Отец улыбался, подбадривал своим видом, Коля строго смотрел и как будто был недоволен тем, чем я занимаюсь, а Арсений дергал головой и что-то придумывал, типа мы не так сидим, надо по-другому. Да, Арсений что-то такое и сказал: нужно сесть ближе к окну, Коля рыкнул, сидим как сидим, а отец рассмеялся над этим ответом и всей ситуацией. Смотрел на них и думал об их хрупкости, они были похожи на тонкие горящие спички, воткнутые в землю. У них в любой момент могли загореться волосы. Только не у Арсения, у него особо не было волос, – ну тогда ресницы или брови. И всё. И дрожащий уголь, способный сломаться от хлопка двери.

Зачем вообще исповедоваться перед незнакомыми людьми? Поднимать запыленный диван, за которым набросаны отсыревшие листы с записями. Это можно понять, если ты в чем-то раскаиваешься. Хочешь выйти перед собранием, скрестив руки, и шепотом рассказать. Чтобы собрание грустно это выслушало, покивало в знак принятия. А так… Когда начинал писать о том дне рождения, не собирался пускаться в ползание за диваном и разглядывание никому не нужных вещей. Какое кому дело, что я чувствовал в те моменты. И сейчас сам удивляюсь, как так получается. Что бы ни начинал описывать, текст сам подстраивается под «то». Как будто сижу в смысловой узорчатой решетке с кажущимися выходами. Пытаюсь выйти и снова попадаю в те же самые ощущения и необходимость их проявить.

Итак, Валера. Он появлялся в диско-баре редко, где-то раз в месяц, как особая погода. Всегда с большой набитой сумкой. Когда он возникал, все немного напрягались, становилось ясно, что через час-два что-то начнется. И если бы он напивался и бузил, нет. Он тихо сидел, всегда один. Складывалось впечатление, что он одурманивается самой музыкой, она его понемногу заполняет, и, когда начинает переливаться через край, Валера встает с места. Что дальше? Каждый раз разное.

Как я первый раз его увидел. Зашел в бар. Диджей вел себя как-то нервно. Спросил, в чем дело. Валера здесь. А кто это? Подожди полчаса, увидишь. Прошло не полчаса, чуть больше. Диджей поставил какую-то зарубежную попсу. Человек с большой сумкой, сидевший один, поднялся и принялся танцевать. Нелепо и жутковато, не выпуская сумку из руки. Мимо проходила барменша, он ее остановил другой рукой, поймал на ходу, притянул к себе и облизал ей шею. Она дернулась, недовольно зыркнула, вырвалась и скрылась в дальних столиках. Спросил: бандит это? Ну как бандит, скорее непонятно кто, но его здесь все опасаются, включая тех, у кого с собой оружие. Зовут Валера, тебе повезло, что сегодня зашел. Поплясав, Валера подошел к Диджею, заказал «сам знаешь что» – он сразу же поставил. Валера достал из сумки черную тряпку, выдернул барменшу из гущи, завязал ей глаза и в обнимку с ней принялся шататься, закатываясь от удовольствия. Что происходит? Диджей объяснил, что это музыка из фильма «Девять с половиной недель», а сейчас он разыгрывает сцену оттуда. А как наша барменша на это смотрит? Боится его. Он бухой? Вроде нет. А почему до этого сидел тихо? Непонятно. Все это выглядело как смесь воплощенного стыда и страха, как будто человек танцует последний танец свой жизни – ему, видимо, осталось жить минут пять, не иначе, и он решил оттянуться.

Люди молча и с интересом наблюдали за происходящим. Диджей сказал, что эта песня у него обычно для разгона. Джо Кокер. Ну да, дальше случилось совсем странное. Он выволок стол, поставил прямо посреди танцпола, залез на него, срезал наш зеркальный шар, походил с этим шаром по кругу, показывая его всем как ценность. Затем выскочил на улицу. Вряд ли просто так уйдет, в прошлый раз все было хуже. И действительно, он вернулся. В одной руке сумка, а в другой сонная ночная собака, одна из окрестных дворняг – не поняла, куда ее притащили, заскулила. Валера кинул шар на землю, но он не разлетелся, оказался мягким, только кусочки зеркал отклеились. Он собрал эти зеркала, взял собаку, достал из сумки клей и наклеил их на нее. Получилась зеркальная собака. Собака дергалась, звезды бегали по стенам и потолку, но не гладко, как раньше, а нервно. Он ее тоже пронес по кругу, всем показал, и нам в том числе. Вот теперь всё. Валера с сумкой и собакой ушел. Мы остались стоять и осмыслять.

Второй раз – в августе. Мы с Димой зашли слишком поздно, опоздали на начало представления, застали лишь его окончание. Валера стоял на стойке, в фуражке морского капитана, и управлял кораблем. У него были свои невидимые матросы, юнги, боцманы, он им всем выкрикивал приказы, перебивая по громкости грохочущую музыку. Вопросов здесь было много. Во-первых, кто он такой? Во-вторых, что с ним? Ну и, в-третьих, почему его еще не пристрелили?

Если бы кто-то другой просто прошел такой походкой, с такими гримасами по бару в разгар присутствия, он бы просто не успел дойти от дверей до стойки: пришлось бы жевать ствол от тэтэшки. А Валера