План D накануне - Ноам Веневетинов

теперь можешь на всех основаниях гордиться мною. Да уж, далёк оказался путь от лучшей в деревне краденой с выставки антоновки (я теперь часто её вспоминаю) до награды самого товарища Сталина и досадливого плевка самого товарища Курчатова.

Что-то вроде виденного мною на станции, позабыл уж её название, на ней я прятался, когда переправлялся в высокой траве к дзоту. Забыл.

Это новая память виновата, на курсах, обучающих, как нам ассимилироваться в социалистическом строе, пребывающем к тому же в состоянии войны, под градом жестокой критики учёного сообщества и бесконечных высмеиваний в массовой культуре, подробно освещался данный эффект, преподносимый лектором как наивысшая психическая функция, то есть психическая функция, пребывающая гораздо выше высшей психической функции, каковой и является, по его словам, память разумного существа в принципе. Новая память дана нам от предков, которые в то же время нашими предками не являются, не прямыми, во всяком случае, слишком много времени прошло, сейчас всё, что от них осталось, находят в основном в позднемеловых отложениях или каких-нибудь там сланцах, ну то есть останки тех, кто нашими прямыми предками не является, но новая память, теперь основополагающая, в этом-то и ужас, и извращённое удовольствие определёнными ночами, когда знаки Зодиака на небосводе, опять-таки по словам лектора, «куют железо, пока горячо», вошла в нашу новую жизнь именно от них; мама, о чём ты говоришь, я иногда вспоминаю, как из моря, шатаясь, выходит огромное чудовище на ластах, и пасть его хоть и открыта, но никакого огня в глазах нет, в них только страх, шатается идя, потом шатается на одном месте и падает со всей своей высоты, это не твой буфет в охотничьем стиле и не заметённый ледяным дождём телеграфный столб со всей арматурой и гнездом лопнувших и сжавшихся в пружины проводов. Называется протозапечатление.

Ну ладно, пора закругляться. Вскоре меня ждут занятия с внутренним пулемётом. В двенадцатиперстной кишке формируется бубон из миоцитов, ото всего отстаёт и держит другие, затыкая горлышко, в трахее всё обостряется, малейшие тяги подвластны неполноценному ещё, но принципиально новому сознанию, хочется идти на четырёх лапах, забыть их семантическую попарную разбивку, грызть, что потвёрже, чтобы унять зуд в недрах зубных каналов, который гораздо сильнее полового, какое-то византийское либидо, связанное с самоокислением метательного заряда внутри, трахаешь, что движется, пулей, а она часть тебя, с которой расстаёшься без оглядки на регенерацию, это формирует эмоциональный фон в поры атаки. Сзади и правее почти всегда стоит Ванников с биноклем, а мог бы Троцкий, мы его вспоминаем добрым словом на подсознательном уровне, такая молитва с поправкой на соцреализм и искусственный рукав эволюции, как инициатора нашей программы. Говорят, он мечтал, чтобы его пара таких, как я, охраняла или хоть послали убить, а все потом сломали бы голову, что это за объект застрял в мозолистом теле и из чего он выпущен. Начавшие перевариваться пули я выкакиваю.

Мы, уж будь уверена, вскоре разобьём эту фашистскую кодлу и заживём, как и прежде, счастливо. Я непременно женюсь, и ты станешь нянчить внуков, если естественный отбор будет милостив, как ты всегда мне и говорила.

Люблю тебя, матушка, это правда написал я, да, здесь так пишут, твой сын, Александр.

— Так, где я там в прошлый раз остановился? А, вот мне подсказывают, что своего героя уже известно каких моральных качеств комментатор оставил на столько-то эфиров в лесу, совершенно разбитого.

Он одиноко брёл, ночь близилась к концу, весь его отряд там, позади, ровно позади, лежал пьяный вдрызг, а он отчего-то не смог забыться. Думал про всякое, про покойного друга, про Отечество, про эту войну и роль в ней закулисных фигур и человеческих множеств, которые, на первый взгляд, были полками и дивизиями, но, в то же время, определение высших или даже низших тактических соединений этим людям в его сознании просто не шло. У лягушатников это просто заградительный тариф, а у нас кости теперь не собрать. Там за Березиной сколотилась великая армия, а у нас Эстляндский полк не может уразуметь, где его дислокация. О нет, здесь не глубинные причины — два императора прекратили переписку, а один к тому же вечно чешет пуп, и от этого ему не спится; оба подсчитали своих единорогов и винтовальные ружья в арсенале за спальней и поняли, что назрела необходимость отправить разведку. Линия Вильно-Динабург-Несвиж-Бобруйск-Полонное-Киев — теперь объезжаемый взад-вперед цейхгауз Александра, злоупотребления вдоль неё узакониваются уже не столь повально. И хоть бы этот коротышка собирался после разгрома освободить из рабства крестьян или ещё что доброе, так нет же, чает за ляхов, а с таким сюда лучше не соваться.

Подполковник решил повернуть влево к болоту, у края совершенно занесённому, с ветровыми тенями. Вдруг справа мелькнул свет, он не поверил, остановился и хорошенько протёр глаза. Свет, как будто свеча в лампе висела в воздухе, то и дело блуждая, вверх, малость вниз, словно жадный читатель ночью прокрался в собрание взять книгу, а те расставлены по жанрам, а не в алфавитном порядке, что за чертовщина? Он окончательно протрезвел, выбирая наст покрепче, медленно двинулся к явлению. Вскоре открылся просвет, пока ещё невозможно было понять; чтоб подступиться ближе, перенёс вес ещё осторожнее, в пяти саженях лёг на живот и пополз, не обращая внимания на забивавшийся за пазуху снег, путавший волосы на груди. На краю поляны замер, немилосердно сжав позвонки у основания черепа, упираясь подбородком в кулак, им в другой кулак, вгляделся в уже совсем близкий источник. Сноп выхватил из тьмы сперва бородатое лицо, потом, отстранившись, приблизился к гладкой полукруглой детали.

Когда окончательно рассвело, не отрывая взгляда от его ясных глаз, он встал, полусогнутый отряхнулся и пошёл навстречу, он, также держа его взгляд, стал пятиться, он ускорил наступление, он ударился спиной в шпангоут, он обтёк его и оказался внутри, он провалился в снег, оступился, остов наскочил на него, он шарахнулся, потерял взгляд, он уже был с другой стороны, замер, вновь установив зрительный контакт, вошёл в судно и начал перемещаться внутри, разводя руками воздух перед собой, будто двигаясь вплавь, но он шёл, он набрал полные щёки воздуха, присел, потом встал, попятился, перебирая рёбра, сделал два скачка, он плюхнулся на задницу, почувствовал охватывающий его азарт, сердце стучало, оно у него было большое и доброе, он встал на линию частокола, схватился левой за ребро и повис наружу, тот — симметрично внутрь, он внутрь, тот наружу, расстояние больше не сокращалось, если один вис, вис и