Полночный прилив - Стивен Эриксон

Урут набросилась на челядь с кулаками.

– Найти! Найти Удинааса!

Ее трясло от злости. На Удинааса. На всех летерийцев.

Изменники. Мой сын предан.

О-о, они дорого за это заплатят.

Со всех концов города доносились звуки борьбы. Захватчики, как вода, текли по улицам, где их встречали потерявшие всякую надежду солдаты. Пугливо перебегая из одного укромного уголка в другой, под навес густых зарослей во дворе, Кубышка роняла слезы. О ней все позабыли.

Пятеро убийц почти выбрались на свободу. Их могильник разваливался, через широкие разломы проглядывала тьма. Пять приглушенных голосов слились в низкий, как бой барабанов, гул, который неумолимо поднимался к поверхности.

– Ох, куда все подевались? – хныкала девочка. – Где мои друзья?

Кубышка неуверенно подошла к захоронению, где покоился ее единственный союзник. Он был на месте, очень близко. Она протянула руку и… какая-то сила протащила ее сквозь вздыбившуюся толщу горячей земли и выбросила на скользкий от жидкой грязи берег. Перед ней под серыми небесами расстилалась зловонная топь.

На расстоянии протянутой руки из темной воды возникла чья-то фигура. Белесая кожа и длинные волосы залеплены грязью.

– Кубышка! – раздался натужный голос. – Посмотри сзади, достань…

Девочка глянула через плечо и увидела торчащую из трясины пару мечей.

– Кубышка, передай их сюда…

Услышав влажный шлепок, она быстро обернулась. Голые руки еще одного существа вцепились в туловище ее друга – женские, жилистые, покрытые узлами мышц. Белокожего тащили назад; он ударил локтем в бешено кривляющееся лицо, внезапно вынырнувшее из болотной жижи. Брызнула кровь. Но сцепленные руки не разомкнулись.

Обе фигуры утонули в кипящей пене.

Поскуливая, девочка подползла к мечам. Она вытащила их из грязи и, двигаясь на четвереньках, подтянула к самой воде.

В толчее волн мелькали руки и ноги.

Дрожа всем телом, Кубышка ждала.

Как легко снова быть рабом, отдать все тело, волю, каждый мускул и орган, пульсирующую в венах кровь во власть вивала! Удинаас почти перестал видеть своими глазами мелькающие внизу улицы. Внезапная яркая вспышка сознания, и вот он среди троих волков-одиночников; те как один обернулись, зарычали, оскалили зубы, а его пальцы превратились в когти, которые вонзились в волчью плоть, сомкнулись вокруг грудной клетки, выдрали с корнем часть ребер. Огромный узловатый кулак ударил сбоку по морде бросившегося на него зверя, хрустнула шея, волчья голова бессильно повисла, жизнь в глазах дшека угасла.

И снова полет.

Он нужен хозяину. Здесь и сейчас. Без промедления.

Он – раб. Ни за что не отвечает. Он лишь орудие.

Удинаас понял, что яд покорности уже начал действовать.

Сильнее и сильнее.

Нет ничего нового в том, что тебя используют другие. Посмотри на эти раскоряченные трупы. Бедные летерийские солдаты погибли ни за что ни про что. Защищали уже издохшее королевство, разделив его судьбу, как и подобает гражданам. Королевство застоя на службе у бога праха, его храмы – кривые аллеи, борозды между камнями мостовой.

Нет мира приторнее, друзья мои. Здесь понятия чести, веры и свободы растоптаны и присыпаны тонким слоем ненависти, зависти и двуличия. Любой принцип – как былинка на смрадном ветру, клонится то туда, то сюда. Мир, не желающий нарушать мутную дрему святой апатии.

Им будет править бог праха…

Навстречу неслась дюжина волков.

Придется задержаться.

Удинаас раскрыл зубастую пасть.

– Как у тебя это получается? – спросил Бугг.

Странник глянул искоса.

– Ты о волках?

– Они везде, но только не здесь, хотя должны были давным-давно явиться.

Бог пожал плечами.

– Я постоянно их отталкиваю. Боялся, что будет труднее. А вот вожак у них хитрый, его не так легко сбить с толку. Кроме того, зверью мешает кто-то еще…

– Кто?

– Он не за нас.

Крики в храме затихли. Наступила тишина, пять-шесть ударов сердца спустя послышались бормотание и ругательства.

Первым вышел маг. Корло пятился задом, волоча за собой обмякшее тело, за каблуками которого тянулись две кровавые дорожки.

Бугг обеспокоенно шагнул вперед.

– Живой?

Корло, сам сплошь покрытый порезами и царапинами, бросил на слугу диковатый взгляд.

– Какое там…

– Прошу прощения, – пробормотал Странник.

Из проема вышли остальные гвардейцы. Все были ранены, один – тяжело, оторванная правая рука воина болталась на розовых сухожилиях, глаза остекленели от болевого шока.

Корло хмуро уставился на Турудала Бризада.

– Лечить умеешь? Пока мы тут не истекли кровью…

Последним храм покинул Стальные Прутья, на ходу возвращая меч в ножны. Командир гвардейцев тоже был весь перепачкан кровью, но не своей. На лице – пугающе грозное выражение.

– Мы думали, там волки. Будь ты проклят! – прорычал он басом, глядя в упор на Странника, который, возложив руки на тяжело раненного солдата, сращивал разорванную плоть. Воин корчился от боли.

Турудал Бризад пожал плечами.

– У меня не было времени долго объяснять, какие именно твари вас встретят, Поклявшийся. Если ты не забыл, конечно.

– Проклятые кошки.

– Ты хотел сказать «кошкоящеры»? – вставил один из гвардейцев, сплюнув кровь. – Иногда мне кажется, что природа взбесилась.

– Ты не ошибся, Полуклюв, – ответил Корло, прикрывая веки лежащей у его ног мертвой стражницы.

Стальные Прутья внезапно бросился наперерез Страннику, вскинув на ходу обе руки. Гигантский белый волк, стуча когтями, выскочил из аллеи и, нагнув голову, метнулся к Турудалу Бризаду, который даже не успел обернуться.

Поклявшийся поймал зверя на лету, схватив его левой рукой за правую ногу чуть ниже плеча, а правой сдавив горло под оскаленной пастью. Он поднял волка и хрястнул головой о мостовую, размозжив нос, череп и плечи. Судорожно задергались конечности, одиночник перевернулся на спину и сдох, изрыгая желтую пену и поливая улицу мочой. Ноги волка перестали дергаться, струя мочи через некоторое время тоже иссякла.

Стальные Прутья отошел от трупа.

Полуклюв неожиданно рассмеялся.

– Он тебя обоссал!

– Помалкивай! – буркнул гвардеец, осматривая ноги. – Худ меня забери, ну и вонища!

– Пора возвращаться на корабль, – пробормотал Корло. – Везде шастают волки. Я не уверен, что сумею долго их сдерживать.