Падение кумиров - Фридрих Вильгельм Ницше
Шрифт:
Интервал:
536
Все, что просто, есть только продукт воображения, но не истина. Действительное же, истинное не есть единство и даже несводимо к единству.
537
Что есть истина? (Inertia; та гипотеза, которая сопровождается удовлетворением, наименьшая трата духовной силы и т. д.)
538
Первое положение. Наиболее легкий способ мышления побеждает более трудный; отсюда догмат: simplex sigillum veri. Dico[335]. Что ясность может служить сколько-нибудь доказательством истины, это полнейшее ребячество…
Второе положение. Учение о бытии, о вещи, о всевозможных твердых единствах в сто раз легче, чем учение о становлении, о развитии.
Третье положение. Логика была задумана как облегчение, как средство выражения, а не как истина. Позднее она действовала как истина…
539
Парменид сказал: «Нельзя мыслить того, чего нет»; мы подходим с другого конца и говорим: «То, что может мыслиться, должно быть непременно фикцией».
540
Бывают разные глаза. И сфинкс также имеет глаза – а следовательно, существует и много «истин»; а следовательно, истины совсем не существует.
541
Надписи на одном современном доме умалишенных.
«Необходимости мысли суть моральные необходимости». Герберт Спенсер.
«Последний пробный камень истинности какого-нибудь положения есть непостижимость его отрицания». Герберт Спенсер.
542
Если характер бытия лжив – что, вообще говоря, возможно, – чем была бы тогда истина, вся наша истина? Бессовестной фальсификацией фальшивого? Высшей потенцией лживости?
543
В мире, который по существу ложен, правдивость была бы противоестественной тенденцией: она могла бы иметь смысл лишь как средство к особенной, высшей потенции лживости. Чтобы можно было изобрести мир истинного, сущего, надо было сначала создать человека «правдивого» (включая сюда и то, что он сам считает себя «правдивым»).
Простой, прозрачный, не стоящий в противоречии с самим собою, устойчивый, верный себе, без передержки, завесы, формы – такой человек создает себе мир бытия, как и «Бога», по своему подобию. Чтобы правдивость была возможна, вся сфера человека должна быть чиста, невелика и достойна уважения; преимущество во всех смыслах должно быть на стороне правдивого. Ложь, коварство, притворство должны возбуждать удивление…
544
Увеличение «притворства» по мере того, как мы поднимаемся по иерархической лестнице существ. В неорганическом мире оно, по-видимому, отсутствует – сила против силы, без всяких прикрас; в органическом начинается хитрость, растения уже мастера в ней. Высшие люди, как Цезарь, Наполеон (слова Стендаля о нем)[336], также и высшие расы: итальянцы, греки (Одиссей); многогранная хитрость составляет существо возвышения человека… Проблема актера. Мой дионисовский идеал… Оптика всех органических функций, всех сильнейших жизненных инстинктов; ищущая заблуждения сила во всякой жизни; заблуждение как предпосылка даже мышлению. Прежде «мысли» должен был уже быть «вымысел»; приспособление материала с целью получения тождественных случаев, видимости равенства первоначальнее, чем познание равного.
H. Против каузализма
545
Я верю в абсолютное пространство как субстрат силы – эта последняя ограничивает и дает формы. Время вечно. Но не существует ни пространства, ни времени в себе. «Изменения» суть лишь явления (или чувственные процессы для нас); какое бы правильное возвращение их и последовательность мы ни устанавливали, этим еще ничего не обосновывается, кроме именно того факта, что так всегда бывало. Чувство, что post hoc есть propter hoc[337], легко может быть истолковано как недоразумение, оно понятно. Но явления не могут быть «причинами»!
546
Истолкование какого-либо процесса как действия или как состояния под действием (следовательно, каждое действие есть в то же время состояние под действием) приводит к следующему: каждая перемена, каждое изменение предполагает виновника перемены и кого-либо, в ком производится «перемена».
547
Психологическая история понятия «субъект». Тело, вещь, выстраиваемое глазом «целое» побуждают к различению действия и действующего; действующий, причина действия, понимаемая все тоньше и тоньше, дает в конце концов «субъект».
548
Наша дурная привычка принимать знак, отметку для памяти, сокращенную формулу за сущность, в конце концов за причину, например, говорить о молнии: «она сверкает». Или еще словечко «я». Некоторого рода перспективу в зрении принимать за причину самого зрения – в этом весь фокус изобретения «субъекта», «я».
549
«Субъект», «объект», «предикат» – эти разделения сделаны раз навсегда и нахлобучиваются теперь как схемы на все так называемые факты. Лежащее в основе ложное наблюдение заключается в том, что я думаю, что я есть тот, кто что-то делает, кто отчего-то страдает, кто что-то «имеет», кто «имеет» некоторое свойство.
550
В каждом суждении кроется, во всей ее целости, полная, глубокая вера в субъект и предикат, или в причину и следствие (а именно в виде утверждения, что каждое следствие есть деятельность и что каждая деятельность предполагает деятеля); и эта последняя вера представляет, в сущности, не более как единичный случай первой, так что основной верой остается вера, что существует субъект и все, что происходит, относится к какому-нибудь субъекту как его предикат.
Я замечаю нечто и доискиваюсь его основания; это значит первоначально: я ищу в нем намерения, и прежде всего того, кто это намерение имеет, субъект, деятеля: все происходящее есть деятельность, – в прежние времена видели во всем происходящем намерения, это наша старейшая привычка. Имеет ли ее также и животное? Как живущее, не принуждено ли и оно толковать вещи по своему образу? Вопрос «почему?» есть всегда вопрос о causa finalis[338], о некоем «для чего?». У нас нет никакого особого «чувства causa efficientis»[339]; здесь прав Юм, привычка (но не только привычка индивида!) заставляет нас ожидать, что известное, часто наблюдаемое событие последует за другим – больше ничего! То, что дает нам эту необычайную крепость веры в причинность, не есть наша большая привычка к последовательности событий друг за другом, но наша неспособность истолковывать что-либо происходящее иначе, как придавая ему характер преднамеренности. Тут вера в живущее и мыслящее как в единственно действующее – в волю, намерение; тут – вера, что все происходящее есть действие, что всякое действие предполагает деятеля; это – вера в «субъект». Не есть ли эта вера в понятия субъекта и предиката большая глупость?
Вопрос: можно ли считать намерение причиной чего-либо происходящего? Или это также иллюзия? Не тождественно ли намерение с самим происходящим?
551
Критика понятия «причины». Мы не имеем никакого опыта относительно причины; рассматривая вопрос психологически, мы убеждаемся, что это понятие вытекает целиком из субъективного убеждения, что мы являемся причиной того, например, что рука движется… Но это – заблуждение. Мы отличаем себя как деятеля от действия и пользуемся везде этой схемой – мы подыскиваем деятеля ко всему происходящему. Что мы сделали? Мы неправильно истолковывали чувство силы, напряжения, сопротивления, мускульное чувство, которое уже есть начало
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!