«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье

С какой стати он должен рассыпа́ться в благодарностях, если некая дама в пенсне, сидящая справа от него, без запинки цитирует наизусть длиннейший пассаж из «Ясона»? И какой ему прок от того, что ученый господин, сидящий слева, раз двадцать прочел «Созвездие Быка» и сам намерен зимой выступить с лекцией об этом выдающемся произведении в Базельском университете — если, конечно, автор не имеет ничего против? Скривенер слышал собственный голос, отвечал комплиментом на комплимент, банальностью на банальность, через силу глотал тяжелую, чересчур жирную еду, но его мысли и чувства витали далеко. Где-то сейчас прелестная Аннетта и ее загорелый красавец? На фоне какого горного пейзажа они предаются любовным утехам? Какими лесными ягодами освежают губы, уставшие от поцелуев?..

— Да, несомненно, — говорил он между тем соседке справа, — мы, писатели, обязаны обличать пошлость во всех ее проявлениях, мы должны вести постоянный бой с посредственностью, с мещанством, которое тщится низвести нас до собственного уровня. Я надеюсь затронуть эту тему в сегодняшней лекции.

Он жестом отклонил попытку официанта положить ему на тарелку еще кусок жареной свинины (как можно подавать это на ланч в июне месяце?!) и повернулся к соседу слева: тот как раз утверждал, что кинематограф губителен для западной цивилизации.

— Подумайте: здесь, в Женеве, — вещал он, — в городе, где мы имеем честь и счастье общаться с лучшими умами Европы, приходится отменять вашу лекцию, потому что билеты на нее не распроданы. А в то же время за два квартала отсюда люди ломятся в кинотеатр, чтобы посмотреть очередную голливудскую чушь. Это крах интеллекта — другого слова я не подберу!

— Совершенно с вами согласен, — произнес Скривенер и украдкой взглянул на часы. Стрелки показывали половину третьего; прием затягивался.

Спастись от радушных хозяев ему удалось лишь в шестом часу вечера. После утомительного застолья его повели в центр Международного общества литераторов и продемонстрировали редчайшее собрание рукописей; обычно они хранились под стеклом, но сейчас в его честь были извлечены на свет и разложены на столе. Ему пришлось также лицезреть портреты других именитых членов Общества, которые почему-либо не смогли лично приветствовать Скривенера, но прислали письма с извинениями и сожалениями, и письма эти были зачитаны вслух. В четыре подали чай, хотя обильный ланч еще не успел забыться и перевариться, и вместе с чаем явилась новая группа литераторов калибром помельче, которые не удостоились приглашения на официальный прием, но тем не менее жаждали пожать руку Роберту Скривенеру. В «Мирабель» он вернулся только в полшестого; до лекции, назначенной на семь тридцать, оставалось ровно два часа.

Первый сюрприз ожидал его внизу. Когда Скривенер попросил ключ от номера, портье объяснил, что ключ примерно час назад взяла мадемуазель Лимож, и так как ключ она пока не возвращала, то, по-видимому, она все еще там. Скривенер вызвал лифт, поспешно прошел к себе в номер и обнаружил Аннетту на балконе. Она нежилась в шезлонге — вместо брюк на ней теперь были шортики в обтяжку, а на глазах большие солнцезащитные очки.

— О, привет! — прощебетала она, заслышав его шаги. — Мы потрясающе провели день! Альберто только что ушел.

Вид номера и впрямь свидетельствовал о том, что в нем недавно побывали посторонние. Чужой свитер на кровати. Поднос с бокалами на столе. Все его книги в беспорядке. И совсем уже непростительно — на полу в ванной мокрое полотенце.

— Вы же вроде собирались отправиться в горы? — спросил Скривенер. Он так опешил, что не сразу смог прореагировать на столь бесцеремонное вторжение.

— Горы мы отменили. Поехали перекусить в ближний пригород, а потом решили, что в такую жару лучше просто выкупаться. Альберто велел шоферу отвезти нас в одно дивное местечко на озере, милях в пятнадцати отсюда. Мы там роскошно отдохнули, а потом вернулись в «Мирабель». Я не могла пригласить Альберто к себе, это вызвало бы толки, и я подумала, что вы не будете против, если мы воспользуемся вашим ключом, пока вас нет. Альберто принял душ и ушел переодеться перед лекцией, а потом обещал зайти за мной.

Она сняла темные очки и улыбнулась.

— Если память мне не изменяет, — заметил Скривенер, — вы опасались приглашать своего приятеля в отель, чтобы у него не возникли неприятности по службе?

— К себе в номер я его и не приглашала, — объяснила Аннетта. — Это и правда могло бы его скомпрометировать. А вы — совсем другое дело! Роберт Скривенер вне подозрений! Вестибюль весь увешан афишами о вашей лекции. Мы с Альберто ждем ее с нетерпением.

С нетерпением, значит, буркнул про себя Скривенер. С таким нетерпением, что не удосужились подобрать с пола полотенце и поставить сушиться пробковый коврик — на нем еще темнели мокрые следы. А мыло — дорогое английское мыло, которое он привез с собой, — вообще осталось на дне ванны; оно застряло в сливном отверстии и уже наполовину размокло.

На Скривенера накатила бешеная злоба. У него свело горло и перехватило дыхание. Он с грохотом захлопнул дверь в ванную, вышел на балкон и молча воззрился на Аннетту, которая старательно красила ногти на ногах.

— Я тут подумала… — начала она, окуная кисточку в пузырек с пахучим ядовито-красным лаком. — Не поехать ли нам всем после лекции куда-нибудь потанцевать? Альберто знает отличный ресторанчик на той стороне озера, там можно и поужинать на открытом воздухе, и потанцевать, а заодно посмотреть вечернюю иллюминацию и знаменитый фонтан с подсветкой!

— Вы закапали лаком балкон, — сказал Скривенер.

— Неужели? Ничего, femme de chambre[93] вытрет. Ну, как вам моя идея? Вам ведь тоже надо немного развеяться, особенно после умственной перегрузки.

— Умственной перегрузки? — непроизвольно повторил Скривенер. — Умственной перегрузки… — У него вырвался нервный смешок, в котором сквозила истерическая нотка.

Аннетта удивленно вскинула на него глаза:

— Что такое? Вы чем-то недовольны?

И даже сейчас, в этот самый момент, думал Скривенер, согласись она хоть на день распрощаться со своим пляжным красавцем, он все забыл бы: и свой внезапный гнев, и ее неслыханную наглость и самонадеянность, забыл бы гордость, бесконечную цепь унижений и готов был бы начать все сначала, вычеркнув из памяти тот злосчастный момент, после которого все пошло наперекосяк.

— Наверно, волнуетесь перед лекцией? — участливо спросила Аннетта. — Право, не стоит! Вас все равно услышат только первые шесть рядов. В лектории отвратительная акустика. У Альберто есть знакомый, который там делает уборку, он рассказывал.

Скривенер сжал кулаки и стиснул зубы. Как быть? Убить ее тут же, на месте, или подхватить на руки и швырнуть на кровать? Ни на то ни на другое храбрости