Философия имени - Алексей Федорович Лосев

2.5. И если нет нераздельного самомышления – нет никакого и раздельного мышления (102).

2.6. Мы исходим из предположения, что сущность должна себя саму определять, не нуждаясь ни в чем ином (155). Сущность определяет сама себя, не нуждаясь ни в каком другом определении. Сущность, содержа в себе все моменты определения, предполагает лишь окружающий ее меон (164).

2.7. Он (т.е. эйдетически-сущностный логос. – В.П.) есть актуальность смыслового самоохвата сущности (159).

2.8. Психология – только там, где самоощутимость тела; мое животное самоощущение должно говорить о том, что делается во мне, когда я осмысленно воспроизвожу предметную сущность слова, ибо таково слово вообще… Слово есть сама вещь, понятая в разуме; психология слова должна говорить о том, как животно самоощушается понимание в разуме предметной сущности вещи (190).

2.9. Эйдос внутри – самоподвижен, равно как и самопрозрачен. Логос – совершенно статичен и не обладает совершенно никакой смысловой самопрозрачностью (134).

2.10. Она (т.е. диалектика. – В.П.) обязана объяснить смысл во всех его смысловых связях, во всей его смысловой, структурной взаимосвязанности и самопорождаемости (40 – 41).

2.11. Диалектика не только «захватывает» вещи, но она и есть сами вещи в их смысловом саморазвитии (44). То, что необходимо конструируется в мысли-слове как неизбежный результат его саморазвития, то и есть само бытие (223).

2.12. Эйдос сенсуального объекта полагает только тот момент сущности, который представляет ее неразличимую слитость с нею же самой плюс различение всего иного, что ее обусловливает в этой ее неразличимой самослитости (97).

2.13. Смысл самособранный (83); дальнейшие наши восхождения к противоположностям должны неизменно вести нас к абсолютной самособранности и абсолютной интеллигенции, к тому инобытийному состоянию сущности, когда в ней уже нет ничего, что было бы не ею, а иным, когда нет абсолютно никакого переноса себя в иное и никакого самозабвения (99).

2.14. Всякое слово наше есть акт самосознания (167); имя есть не только физическая вещь; имя есть нечто живое и самосознающее (117). Имя есть энергия сущности, данная в модусе самосознания, или самоотнесенности (интеллигенции) (174); возможна ли эволюция самосознания в слове? (90); интеллигенция есть самосознание, волевое устремление и возвращение воли к себе, или чувство (211). Погруженный в меон, смысл видит себя в меоне; без этого нет и самосознания. Но видеть себя в меоне значит видеть себя аффинированным различными текучими и все новыми и новыми подробностями (93).

2.15. Сущность есть символ, тот символ, который именно сам себя соотносит с собой и с иным, а не кто-нибудь иной это делает (164); в мышлении впервые достигается полнота самосоотнесения, когда субъекту принадлежат и познаваемый материал, и познающая его сила (99); момент отнесенности к другому как добавление момента самосоотнесенности (174); сущность в полноте своих диалектических моментов, включая самосоотнесенность и самосознание (169); модус интеллигентной самосоотнесенности (174).

2.16. В меоне предметная сущность повторяется, выражается заново; получается меон, носящий на себе энергему предметной сущности, и энергема от этого не перестает быть тою же самою, самотождественной (81). Феноменология – там, где предмет осмысливается от своих частичных проявлений, где смысл предмета – самотождественен во всех своих проявлениях (199).

2.17. Жизненное самоутверждение вещи (44); эйдос, полагая себя в инобытии и утверждая себя в нем, отождествляясь с ним, даст символ (152).

2.18. Собственно-интеллигентный момент, абсолютное самосознание и самоявленность жизни и бытия, ум (129).

3. Но должна же быть для кого-нибудь эта совокупность совокупностью и эта раздельность – раздельностью? Возьмем физическую энергему как таковую. Если она действительно есть физическая энергема, то она – таковая прежде всего для себя самой. Вот этот-то момент, что физическая энергема слова есть нечто для себя самой, и создает нечто новое, что более глубоко воссоединяет разделенные части, чем это делает физическая энергема как таковая… Везде нашей путеводной нитью будет это «для себя», это «для-себя-бытие», представляющее собою сущность знания, или интеллигенции. Разные виды и типы энергем суть разные степени меонизации энергемы, разные степени интеллигенции (87); сущность жизни заключается в самоощущении, в самосоотнесенности, в для-себя-бытии; три момента говорят лишь о бытии сущности просто, о бытии самом по себе, самом в себе. А нужно, чтобы они были также и моментами для-себя-бытия, т.е. чтобы сущность слова была соотнесена с самой собою, чтобы она не нуждалась в том, чтобы кто-то другой, напр., мы, ее переживал и формулировал. Если она – подлинно самостоятельная сущность, то она такова не только для нас, – но такова вообще, без нас и до нас, и, след<овательно>, прежде всего, такова для себя самой. Отказывая сущности в этом для-себя-бытии, заранее предполагаем, что сущность сама по себе вне субъекта не существует (117).

4. «Иное» и вообще не терпит никакого гипостазирования, т.е. утверждения его в виде самостоятельной вещи (72); меон есть нечто не самостоятельное, а только зависящее от того, в отношении чего он меон (160); самостоятельная стихия мысли (81).

Должно быть некое сверх-мыслимое и сверх-мыслящее единство мыслимого и мыслящего, так, чтобы энергия этого «сверх» одинаково присутствовала в мыслящем и в мыслимом (102).

1. Представим себе сущее как свет. Тогда меон будет тьмой. Это – основная интуиция, лежащая в глубине всех разумных определений. Она наглядно воспроизводит взаимоотношение ограничивающего меона и ограниченного сущего. Ею необходимо руководствоваться во всех феноменолого-диалектических конструкциях сущего (78); существует свет в своем абсолютном качестве света и – тьма в своем абсолютном качестве тьмы. Определение сущего начинается с той поры, как только свет смысла и тьма бессмыслия вступят во взаимоотношение, точнее, во взаимоопределение. Тогда получится некий вид, или идея, некий образ, представляющий собою разделение абсолютного света на те или другие оформления. Случиться это может только потому, что в абсолютном свете смысла одно делается более, другое – менее осмысленным (78 – 79); в световом образе не может быть только тот свет, который через участие тьмы является определенно-оформленным. Как свет в образе, он – во взаимоопределении со тьмою, но, чтобы быть таким, он должен быть, прежде всего,