Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему

Как она и предполагала, доктор начал с того, что заставил ее поочередно расслабить все участки тела, от пальцев ног и до плеч: мысленно проработать каждый из них, пока он не отяжелеет, а потом отрешиться от них, забыть о том, что они существуют. Это было ей знакомо по йоге. Обычно она от этого засыпала. Но сейчас, когда ее переполняло ожидание, ей было не до сна.

Когда центром сосредоточения сделалась голова, мозг, началась следующая фаза. Туве предстояло погрузиться в саму себя, в забытые глубины своего «я».

Она должна была представить, что входит в лифт. Описать его, а потом нажать на кнопку «подвал».

Это не составило для Тувы труда. Правда, ей показалось, что «лифт» отдает какой-то прозаичностью. Все эти современные устройства настолько безлики, они начисто лишены какой-либо атмосферы.

Доктор говорил тихим, но звучным голосом. Он попросил ее выйти из лифта и описать то, что она видит.

Тува не видела ничего, кроме подвала с серыми цементными стенами.

Ей пришлось снова войти в лифт, спуститься еще ниже. Теперь она была глубоко под землей.

— Открой дверцу и выходи, — приказал доктор Сёренсен.

Она послушалась.

— Что ты видишь?

«Ямы, — подумала Тува. — Ямы, в которых содержат узников. Нет, так дело не пойдет, это же повторение истории, которую я недавно слышала. Про женщину, умершую в заточении в образе мужчины. Как же его звали? Джованни?

Я все еще под впечатлением от этой истории, это никуда не годится».

Только это была совсем другая история. И Тува была никаким не Джованни. А надсмотрщиком в темнице.

Она сообщила об этом доктору.

— Как тебя зовут? — спросил он ее мурлычущим голосом.

— Что-то не разберу… Хубертус, по-моему. Ну и дурацкое же имя!

— Как ты выглядишь?

— На мне тяжелые безобразные башмаки. Я мужчина. Как оно и должно быть… Да нет же, черт возьми, я все это выдумала, — сказала она, открывая глаза. — Это все из-за этого идиотского лифта, с ним все так… обыденно и приземленно.

— Понятно, — коротко ответил доктор. — По крайней мере, ты откровенна.

— Ясное дело, откровенна, я же действительно хочу побывать в моем прошлом, зачем же мне вас обманывать!

Он одобрительно кивнул.

— Тогда мы попробуем сделать по-другому.

Ей пришлось начать все заново. Добиться, чтобы тело полностью расслабилось, как если бы его не существовало. Как если бы на диване лежал тяжелый как свинец, мертвый предмет. На этот раз они взялись за дело основательно. Идею с лифтом они, разумеется, отбросили, поскольку это мешало ей настроиться на нужную волну и вжиться в происходящее. Отказались они и от погружения в воду, — подводный мир с его скользкими тварями, извивающимися морскими водорослями, илистое дно и останки кораблей и раньше внушали ей отвращение, а плаванье на «Стелле» его усугубило.

Вместо этого она стала медленно-медленно спускаться по лестнице, ступенька за ступенькой, а доктор считал в это время вслух, от пяти до нуля.

Она тащилась как черепаха. Голос шептал:

— Четыыыыыре… Ты опускаешься… Трииииии… теперь ты еще ниже… ниже. И ниже…

Дело пошло на лад. Она представила себе старую, выветрившуюся каменную лестницу, увитую виноградными лозами. Она опускалась и опускалась, погружалась вовнутрь себя и, достигнув сокровенных глубин своей души, словно бы исчезла из этого мира.

Это было чудесно — это убаюкивало. Где-то вдалеке раздался мурлыкающий голос доктора.

— Ты уже внизу.

— Да, — прошептала Тува, не будучи вполне уверена, слышит ли он ее. А может быть, она только подумала это, но не произнесла.

— Где ты сейчас?

— В темноте, — пробормотала она еле слышно.

— Как тебя зовут?

— Никак.

Она невольно отметила, что теперь он обращается к ней на «ты». Наверное, чтобы устранить всякую отчужденность.

— Сколько тебе лет?

— Нисколько.

Последовала долгая пауза, — видимо, доктор пытался понять.

— Так ты еще не родилась?

— Н-нет.

От удивления доктор тихонько присвистнул.

— А ну-ка продвинься вперед во времени! Тебе уже год.

— Нет.

— Что это значит?

— Я не существую.

— Возвращайся назад! К моменту рождения!

Тува изо всех сил старалась разобраться в своих ощущениях и переживаниях. Она по-прежнему ничего не видела.

Так оно на самом деле и было, она ничего не придумывала.

И тут вдруг забрезжил свет. Появились образы.

— Я вижу это со стороны.

— Ну?

— Я вижу уродца… Это я. Мое тело мертво. Его видит моя душа.

— Видит… мертворожденного ребенка? — очень осторожно спросил доктор.

— Да. Все происходит на морском берегу. Моя мать умирает. Там есть и другие люди, они пытаются ей помочь. Но уже поздно. Она покончила с собой. Зарезалась… ножом? О, нет! — задыхающимся от испуга голосом проговорила Тува. — Я знаю, кто это. Знаю, кто моя мать. Это Петра. На берегу Тронхеймс-фьорда!

Доктор был взволнован.

— Ты сейчас медленно просыпаешься. Медленно! Сделай два глубоких вдоха. Твое тело вернулось в настоящее, ты снова Тува Бринк. Потянись всем телом, оно снова принадлежит тебе. А теперь — открой глаза!

Тува повиновалась.

— Уфф! — выдохнула она с облегчением.

— Кто такая Петра? — спросил доктор.

— Родственница. Он наморщил лоб.

— Родственница? Но это никуда не годится. Когда она умерла?

Тува потянулась еще раз. Ее одолевала дремота, она чувствовала полный упадок сил. Комната показалась ей незнакомой. Как будто она вернулась из далекого-далекого, длинного путешествия.

— Петра? В 1899 году, кажется. Между прочим, это моя прабабушка.

Доктор Сёренсен был в полном недоумении.

— Понимаешь, это в высшей степени необычно, когда реинкарнация происходит внутри одного и того же рода. И что еще удивительнее, по прямой нисходящей линии.

— Да, но я же была не Петрой, а мертворожденным ребенком. Я, Тува, веду свое происхождение от сестры этого ребенка, Мали, которая доводится мне по отцу бабушкой. Так что ни о каком возрождении по прямой линии тут и речи нет.

— Да, да, но обыкновенно перевоплощаются в совершенно незнакомых людей. К примеру, на днях я принимал пациентку, которая в одной из предыдущих жизней была молодой девицей при дворе Эрика Четырнадцатого. Она умерла, когда ей было всего лишь двадцать пять лет, от оспы. А еще она была ведьмой во времена тевтонских завоеваний, это начало нашего летосчисления. Странное дело, она приняла смерть не на костре, но от меча или же копья. Как правило, человек рождается заново совершенно в другом обличье, примерно через семьдесят лет. Ну что, попробуем еще раз? Возьмем какой-нибудь другой период. Давай вернемся в начало XIX века!

Тува с готовностью согласилась. На сей раз процедура прошла гораздо быстрее; скоро она снова очутилась в близком к трансу состоянии полного расслабления. Она даже испугалась было, что заснет.

Но она