Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

– Послушай, нас ведь отправили только на разведку…

– Да что с тобой происходит, Чарли? Растерял всю храбрость из-за той красотки?

– Ах ты, сукин сын…

Но Эб уже пустил лошадь галопом из-за сосен, на ходу стреляя из двуствольного карабина.

Любой южанин, пойманный с таким оружием, должен быть повешен, утверждали янки. Но те двое, которых Эб вышиб из седла, уже не могли на него донести. Чувствуя, как пересохло во рту, Чарльз сжал колени, трогая коня с места.

Мимо свистели пули. Как только Чарльз оказался на расстоянии выстрела, он тоже выпалил из обоих стволов. Это увеличило счет до четырех. Уцелевшие двое повернули вправо и нырнули в пшеницу. Эб погнал коня к Стивенсбергу, даже не оглянувшись. Чарльз просто ненавидел друга за то, что тот сказал правду.

В тот день в солнечных холмах Флитвуда кавалерия Джеба Стюарта начала совершенно новую войну. Их противники владели саблями и управлялись с лошадьми с такой же ловкостью, как любой южный парень, воспитанный, чтобы охотиться и попадать копьем в висящее на веревке кольцо. Янки согнали Стюарта с холма, и к тому времени, когда Чарльз и Эб вернулись из Стивенсберга, все, кто мог, уже отчаянно сражались, чтобы отбить позицию. Хэмптон вернулся с переправы Беверли, где предпринял безуспешную попытку остановить Бьюфорда. Еще две конные дивизии федералов взяли переправу Келли, что было вовсе не удивительно, если там командовал бездарный Робертсон.

Стивенсберг тоже принес несчастье. Рядом с ним был сначала ранен саблей, а потом застрелен Фрэнк Хэмптон. Кэлбрайт Батлер удерживал свои позиции против наступавших янки, но дорогой ценой – в этом бою осколком снаряда ему оторвало правую ногу. Солдаты прославленного Четвертого Виргинского полка, злые, растерянные, застигнутые врасплох, спешно отступили к основным силам южан, и Чарльз с Эбом на время присоединились к ним.

На холме Флитвуд-Хилл эскадроны опомнились.

– Рубите их, ребята! – закричал Стюарт.

Горнисты заиграли «Рысью!», потом «В галоп!» и наконец «В атаку!». Кавалерия ринулась вверх по склону, и солнечный свет быстро потускнел в тучах дыма и пыли.

Хотя Чарльз не видел Эба, он знал, что друг скачет где-то рядом. После случая в сосновой роще они почти не разговаривали, обмениваясь только самыми необходимыми словами. Чарльз понимал, что Эб бросил такое обвинение просто из-за усталости и напряжения. Но это ничего не меняло.

Как всегда, когда слышал ружейные выстрелы, Бедовый несся галопом, настороженно вскинув голову. Чарльз просто физически ощущал, как он нервничает, чувствуя волнение седока.

Подобно мифическому кентавру, конь и всадник стали единым целым, что у старых кавалеристов считалось само собой разумеющимся, когда они долгое время ездили на одной и той же лошади. Вскинув саблю, Чарльз издал воинственный клич, и его голос влился в сотни голосов тех, кто скакал рядом.

Они буквально взлетели на Флитвуд-Хилл. Артиллеристы катили пушки. Звенели сабли, палили пистолеты. Лошади и люди перемешались. Никакого строя уже не было и в помине. Чарльз сражался с яростью, какой прежде никогда не испытывал, и не только потому, что хотел оправдать себя в глазах Эба, но и потому, что это был уже совсем другой противник.

В его бороде собирались капли крови. Он сменил саблю на карабин, карабин на револьвер, потом снова выхватил саблю, потому что перезаряжать просто не было времени.

Увидев, как какой-то солдат в сером мундире упал с коня, он протянул ему руку, чтобы помочь встать, но тот вдруг ткнул в него шомполом и наверняка проткнул бы ему голову, если бы Чарльз не отпрянул и не всадил саблю ему в грудь. В тот день густая пыль выкрасила многие синие мундиры в серый цвет, и можно было умереть, ошибившись хоть на секунду.

Как и в большинстве сражений, битва за вершину холма очень скоро разделилась на множество небольших жестоких схваток. Сначала южане отвоевали высоты, потом потеряли их, снова ринулись в атаку. Скача вверх во второй раз, Чарльз едва не врезался в группу солдат Союза. Он как раз вовремя вскинул саблю, чтобы парировать удар офицера с бешеными глазами, развевавшимися длинными волосами и красным шарфом на шее.

С саблей наголо янки продолжал напирать; их лошади с диким ржанием толкали друг друга.

– К вашим услугам, бунтовщик! – закричал лейтенант.

– На хрена ты мне сдался! – рявкнул Чарльз в лицо янки, пользуясь коротким преимуществом, и проткнул бы наглеца насквозь, если бы лошадь под тем не споткнулась.

«Как спятивший цирковой наездник», – вдруг вспомнил он, когда на мгновение встретился с лейтенантом взглядом.

Лошадь упала; янки исчез. Но вряд ли эти двое могли когда-нибудь забыть друг друга.

– Эй, Чарли, оглянись! – прокричал Эб сквозь оглушительный грохот пушек, звон сабель, крики и стоны раненых.

В облаках пыли Чарльз едва разглядел Эба, махавшего рукой куда-то назад. Он развернулся и увидел сержанта-янки с огромным пистолетом.

Эб бросился к янки и, как дубинкой, рубанул его по руке пустым револьвером. Сержант отскочил и выпустил пулю ему прямо в грудь с расстояния в пару футов.

– Эб!.. – закричал Чарльз.

Все было кончено. Пуля оказалась смертельной. Эб соскальзывал с седла, глаза его были открыты, но они уже ничего не видели. Сержант исчез среди дерущихся. Стиснув зубы, Чарльз отбил удар какого-то синепузого, который направил свою лошадь прямо на Бедового. Кавалерист взмахнул саблей во второй раз. Раздался громкий лязг металла, посыпались искры.

Федерал сдерживал свою ретивую лошадь. Это был рыжий парень двадцати лет от силы, с глупой ухмылкой под большими рыжими усами.

«Растерял всю свою храбрость? – Так думал погибший Эб. – А сам спас меня, несмотря на это…»

– Вот теперь я тебя достал! – заорал рыжий.

Выругавшись, Чарльз ловко ушел от удара сабли и тут же вонзил свою в горло парня. Когда он выдернул ее, то никаких сожалений не испытывал. Эб был прав: Августа действительно сделала его мягче и слабее. Понадобился этот кровавый июньский день, чтобы открыть для себя правду.

Снова направляя коня к вершине Флитвуда, Чарльз вдруг заметил, что рядом с Бедовым бежит лошадь без всадника. Это был Ураган, конь Эба, он продолжал идти на звук выстрелов. Картечью ему выбило один глаз и ранило в голову, но, как и любой другой смелый, обученный для войны конь, он не заржал и не закричал от боли. Он лишь замедлил бег, но по-прежнему стремился вперед, пока крутой склон и кровоточащая рана не ослабили его и он не опустился на колени, не в силах идти дальше.

Чарльз размахивал саблей как безумец, орудуя ею с такой скоростью, что до него никто не мог дотянуться. Потом один янки все-таки рискнул. Это был неловкий увалень с угольно-черными волосами, жирной кожей и голубыми, как у черных ирландцев[47], глазами. У него были капральские шевроны, а язык, на котором он ругался, Чарльз принял за гэльский. Чарльз сражался с ним почти четыре минуты, блокируя удар за ударом, ранил его в левое плечо, снова парировал, наконец вонзил саблю в живот, выдернул ее и снова ударил.