Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

За шатким столом сидели трое вольнонаемных врачей в грязной форме. Их не менее грязные руки были испачканы кровью, как всегда у врачей после осмотра ран.

Один копался в носу, второй, придурковато ухмыляясь, то и дело почесывал пах, третий уже осушил бутылку виски, предназначенную для раненых. Нового раненого как раз ввел дневальный, который вел себя как умственно отсталый.

– Итак, что у нас тут? – заплетающимся языком проговорил врач, что наливался виски; он явно был у них старшим.

– Я сильно пострадал, сэр, – откликнулся рядовой. – Могу я вернуться домой?

– Не так быстро! Сначала мы должны вас обследовать. Джентльмены? Если вас не затруднит…

Врачи подошли к солдату и начали осматривать его, переговариваясь шепотом. Наконец старший выдал заключение:

– Мне жаль, но руку придется ампутировать.

– О… – Пациент побледнел, но через мгновение вдруг широко улыбнулся. – Значит, меня отпустят в отпуск?

– Вообще-то, нет, – сказал врач, постоянно чесавший промежность. – Левую ногу тоже придется отнять.

– О-о-о… – На этот раз раненый громко протяжно застонал, но тут же снова попытался улыбнуться. – А после этого-то меня ведь точно отправят в отставку?

– Ничего подобного, – заявил тот, что ковырял в носу. – Когда поправишься, сможешь править санитарной повозкой.

Взрыв смеха.

– Джентльмены… на консилиум, – громко объявил старший, и все трое отошли в сторону, встав тесным кружком.

– Мы решили, – сообщил наконец старший, – что необходима еще одна, последняя операция. Тебе надо ампутировать голову.

Раненый попытался и в этом увидеть плюсы:

– Ну уж после такого я точно не смогу больше служить.

– Ничего подобного, – возразил старший врач. – У нас так не хватает людей, что твое тело очень пригодится на брустверах, чтобы обмануть врага.

В темноте раздался громовой хохот. Чарльз, сидевший скрестив ноги на истоптанной траве, смеялся так, что у него на глазах выступили слезы. На маленькой сцене, сколоченной из досок и освещенной фонарями и факелами, солдат, игравший раненого, завизжал и бросился бежать, а врачи пустились за ним вдогонку, размахивая пилами и прочими инструментами. Все четверо скрылись за задником сцены, сделанным из одеял.

Аплодисменты, восторженные выкрики и свист означали конец программы, продолжавшейся почти сорок минут. Все выступавшие – певцы, банджист и скрипач, жонглер и чтец, читавший монолог от имени интенданта Нортропа, который объяснял, как полезно для здоровья очередное сокращение рациона, – вышли на поклон.

Потом вышли артисты, игравшие сценку в госпитале, и заслужили еще более громкие аплодисменты. Эту маленькую пьеску написал неизвестный автор из бригады Каменной Стены, она называлась «Медицинская комиссия» и уже стала одним из любимых развлечений в лагере.

Скрытые темнотой зрители поднялись, разделившись на отдельные тени. Чарльз потер затекшую поясницу. Мягкий июньский вечер и огни костров, мигавших в поле рядом с Калпепер-Кортхаусом, навеяли воспоминания о ферме Барклай и Гус.

Эба занимали менее приятные мысли.

– Кто бы мне сапоги почистил… – ворчал он. – Черт, я и не ожидал, когда шел в разведчики, что придется еще с этим заморачиваться.

– Ты ведь знаешь Стюарта, – рассеянно пожал плечами Чарльз.

– Иногда я думаю, что лучше бы мне его не знать. Это как раз тот случай. У меня нет никакого желания красоваться перед дамами на субботнем параде.

Они перешли железнодорожные пути, забрали своих лошадей из временного загона и направились к полю, где поставили свою палатку в лагере Кэлбрайта Батлера. У Раппаханнока происходило крупное передвижение войск; пехотные корпуса Юэлла и Лонгстрита уже подошли к Калпеперу. О целях этих перемещений Чарльз ничего не знал, но в последнее время ходили упорные разговоры о втором вторжении на Север.

Где-то выше по реке наверняка находились янки, и они очень бы хотели знать о дислокации армии Ли. Насколько Чарльз мог судить, ни у кого не вызывало тревоги ни само их присутствие, ни угроза нападения с их стороны. Конница Стюарта, вставшая под Калпепером, никогда не была так многочисленна и насчитывала около десяти тысяч. Часть из них патрулировала переправы через Раппаханнок, но большинству дали время на подготовку большого смотра, который Стюарт собирался устроить в субботу для приглашенных гостей. Из Ричмонда и ближайших городов по железной дороге и в каретах должно было приехать множество дам, и Чарльзу очень бы хотелось пригласить Гус.

Подобные смотры Стюарт проводил довольно часто, но Чарльз считал, что в этот раз, когда бо́льшая часть армии уже была в походе, а солдаты находились далеко не в лучшем состоянии, Красавчик выбрал крайне неудачное время для парадов. В эти дни Чарльз видел много лошадей с распухшими ногами и натертыми спинами; шестнадцать или семнадцать часов в день под седлом было слишком для любого животного. В бригаде Робертсона он видел лошадей, которые нервно жевали гривы и хвосты друг друга, страдая от голода даже в это время года, когда на пастбищах было полно свежей травы. В бригаде Ворчливого Джонса[46], которого за его любовь к неопрятным ковбойским штанам и клетчатым рубахам прозвали Заком Тэйлором Конфедерации, Чарльз не далее как вчера заметил с десяток человек верхом на мулах. Видимо, ничего лучшего найти просто не удалось.

В июньской ночи сладко пахло клевером. Вдоль южного горизонта светились огни. В лагере сейчас кто-то спал, кто-то писал письма, кто-то играл в карты, на которых изображались генералы и политики. Мистер Дэвис, популярный в первый год войны, теперь редко появлялся в новых колодах.

Однако у большинства времени на отдых не было, они спешно занимались починкой мундиров и чисткой сапог, потому что Стюарт приказал всем перед смотром либо найти новую форму, либо привести в порядок старую. И хотя Чарльзу не нравилась сама идея парада, он все же намеревался выглядеть как можно лучше и даже распаковал свою золингенскую саблю. Если Джеб хочет устроить представление, он постарается посодействовать ему в этом как можно лучше.

Бренди-Стейшн получил свое название в честь старой остановки дилижансов, которая прославилась тем, что путникам в здешнем салуне подавали яблочный бренди; яблоки росли во фруктовых садах по соседству. Теперь через станцию проходила железнодорожная линия Ориндж – Александрия. В субботу с самого утра начали прибывать специальные поезда, везущие полные вагоны политиков и нарядно одетых дам, большинство из которых получили приглашения лично от генерала Стюарта и на парад, и на бал в Калпепере тем же вечером.

На открытом лугу рядом с длинным пологим холмом Флитвуд-Хилл, у перекрестка деревенских дорог, кавалерия Стюарта демонстрировала свое искусство перед гостями. Ровные ряды всадников гарцевали с саблями наголо. Конная артиллерия мчалась к заданным позициям, выкатывала пушки, заряжала и стреляла показными залпами. Легкий ветер развевал флаги и доносил звуки оркестра и теплые запахи лета с полей, где цвела кукуруза и уже начинала колоситься пшеница. Чарльз вместе с остальными разведчиками тоже пронесся галопом перед гостями и офицерами, собравшимися вдоль натянутых канатов. Скача мимо них, Чарльз заметил, как черный плюмаж на шляпе Стюарта склонился и дрогнул, когда генерал чуть кивнул своему старому товарищу по Вест-Пойнту.