Зеркало и свет - Хилари Мантел

В Гринвиче он лежит без сна, слушает ветер.

Он гадает, где-то сейчас Уайетт. Уж точно тот сейчас не один.

Только буря отменит завтрашнюю встречу. Король может отложить свадьбу, но не может оставить невесту за порогом. Не может обмануть ожидания людей, когда герольды уже раструбили о церемонии по всему Лондону.

Трижды он встает и открывает ставни. Ничего не видно, кроме глухой беззвездной тьмы. Однако перестук дождя затихает, заря расцвечивает небо охристыми полосами, солнце на ощупь выбирается из-за облачной гряды. К девяти утра, когда он верхом въезжает в Блэкхит, на полях лежит белая дымка; в этой дымке свободный народ Англии. От реки, где собрались сотни на самых разных лодках и лодчонках, доносится рев голосов, самодельные флаги поникли в недвижном воздухе. Горожане, украшенные вязаными розами, бьют в барабаны, дудят в дудки, горланят песни. Некоторые бредут по берегу в картонных замках, головы торчат над зубцами, другие изготовили из парусины исполинского лебедя, который поворачивает шею из стороны в сторону и вышагивает на десятке пар ног в рабочих башмаках, еле видных под его перьями. Звенят колокольчики на упряжи. Люди и лошади выдыхают облачка пара. Он обливается потом под бархатной одеждой и злится даже на самого себя, разъезжая на лошади взад-вперед и раздавая ненужные указания: встаньте здесь, пройдите туда, опуститесь на колени!

Чарльз Брэндон приподнимает шляпу:

– Погода делает вам честь, лорд Кромвель!

Затем пришпоривает лошадь и скачет к другим герцогам.

Капелланы, советники, высшие сановники двора выстраиваются рядами: джентльмены личных покоев, епископы в лиловом атласе, пэры, лорд-мэр, герольды, герцог Баварский с орденской цепью Золотого руна, сам король на могучем жеребце, в парче и пурпуре, одежда в разрезах и буфах, подбита и подложена, украшена полосами драгоценных камней так плотно, будто Генрих в доспехах, выкованных для Зевса.

Королева ждет в шелковом шатре. Он молится, чтобы ветер не поднялся и не сдул шатер в реку. Анна одета по лучшей моде своей страны, чепец венчает шапочка, плотно расшитая жемчугами, платье понизу круглое, без шлейфа. Она сверкает, когда ее усаживают на лошадь, в дамское седло, лицом налево, как принято в Англии. Никто не знал, чего ждать от немки. Испанские дамы сидят на лошади лицом вправо. Лорд-канцлер говорит, удачно, что она не напомнит ему испанку. Он сухо замечает:

– Удача тут ни при чем, милорд. Я поговорил с ее шталмейстером.

К полудню – барабаны, пушки, несколько переодеваний – небо темнеет, воздух становится сырым и зеленым. Подъезжает на лошади Гардинер:

– Как вы сумели оттянуть дождь?

– Я продал душу, – спокойно отвечает он.

– Я слышал, в Рочестере он был неприятно удивлен.

– Вы знаете больше меня.

– Да. Хорошо, что вы это наконец признали. – Гардинер, усмехнувшись, едет прочь.

Французский посол останавливает лошадь рядом с ним:

– Кремюэль, я в жизни не видел в одном месте столько толстых золотых цепей. Поздравляю, нелегко собрать и выстроить пять тысяч человек. Хотя, честно сказать… – посол хмыкает, – в целом это не сравнится даже с обычным церемониальным выездом моего короля. А их у него бывает десятка два в год.

– Правда? – удивляется он. – Двадцать таких торжеств? Немудрено, что ему некогда править.

Лошадь под Марильяком переступает ногами.

– Что вы думаете о даме? Она не так молода, как ожидали.

– Не хочу противоречить вам, но ей ровно столько лет, сколько ожидали.

– Она очень высокая.

– Король тоже.

– Верно. Потому-то он хотел жениться на мадам де Лонгвиль, не так ли? Жаль, что он так и не добился своего. Я слышал, весной она подарит королю Якову ребенка.

Он говорит:

– Мы все рассчитываем, что эта дама родит королю много детей.

– Конечно. Если сможет разбудить в нем желание. Будем честны, она не великая красавица.

Он признается:

– Я еще ее толком не видел.

Как будто все сговорились не подпускать его к Анне. Он видит лишь прямую, яркую фигуру вроде раскрашенной королевы на кабацкой вывеске. Она проехала навстречу королю с полмили, лошади под обоими в таких роскошных попонах, что почти не видно копыт. За королевой едет Мег Дуглас, потом Мэри Фицрой, следом – придворные дамы в веренице экипажей. На жене Грегори – годовые доходы от двух поместий, но ему это в радость. Впервые за долгие годы ему есть кого наряжать, и он говорит Марильяку:

– Посмотрите на жену моего сына, разве не красавица?

– Она делает вам честь. – Марильяк указывает хлыстом: это ведь шотландская принцесса? А за ней дочь Норфолка, миледи Ричмонд? – Нового мужа ей еще не нашли?

В прошлом году поговаривали о ее браке с Томом Сеймуром, но ничего из этого не вышло. Ее брат не одобрил жениха. В глазах Суррея Вулфхолл – свиной хлев, а Сеймуры – крестьяне, живущие охотой на кроликов.

Он гадает, что Марильяку до дочери Норфолка? Присмотрел ли он ей мужа-француза? Французы платят Норфолку пенсион, но, может, не прочь с ним еще и породниться?

Бесс глядит в его сторону. Он поднимает руку – медленно, чтобы не подумали, будто он дает сигнал к какому-то демаршу. В следующей карете едут фрейлины: дочь леди Лайл Энн Бассет, Мэри Норрис (она, кажется, замерзла) и пухленькая племянница Норфолка Кэтрин – эта пялится вокруг, как в церкви.

Дорогу расчистили, чтобы король и королева подъехали прямо к воротам дворца. Они вместе въезжают во внутренний двор. Здесь спешиваются, и король под руку ведет невесту во дворец. Шляпа с огромным плюмажем у короля в руке, и он делает широкий жест: все это ваше, мадам, все, что вы видите. Музыка с реки сопровождает их и затихает лишь тогда, когда он, лорд Кромвель, проходит за ними в зал, где уже зажгли приветственные факелы.

Тут он впервые видит ее вблизи. Он заранее напрягся, придал лицу нейтральное выражение. Однако пугаться нечему. Совсем наоборот: у него такое чувство, будто они знакомы. Да, цвет лица у нее не очень, но, как сказал Грегори, она миловидная; такая женщина могла бы выйти за кого-нибудь из твоих друзей-купцов. Можно вообразить, как она ногой качает колыбель, обсуждая, почем на рынке свинина.

Она смотрит на него:

– Вы – лорд Кромвель. Спасибо вам за пятьдесят соверенов.

Одна из дам что-то говорит ей в ухо, и она добавляет: