Зеркало и свет - Хилари Мантел

– Светает поздно, – говорит Эссекс. – Слуги полусонные, дорога заледенела, кто бы не опоздал? Зачем подвергать себя опасности?

– Нам желательно получить ее до того, как она выйдет из детородного возраста, – шепчет мастер Ризли. – Предпочтительно в ближайшие десять лет.

Эссекс озирается:

– За ней идет Кромвель? Ваше величество, она не оскорбится? Наверняка ей известно, что он когда-то был простым стригалем.

– Даже не стригалем, – отвечает он. – Я гонял на рынок гусей и щипал из них пух на теплые перины для графов.

– Ой, бросьте, – говорит Генрих. – Давайте быстрей, Кромвель, невелика важность, кто это сделает.

Джентльмены личных покоев в ужасе переглядываются.

– Сэр, – говорит Уильям Кингстон, – в таких случаях все важно.

Кто-то разумный по-прежнему держит дверь открытой. Эссекс, прихрамывая, выходит. Король поворачивается к нему, говорит с тихой злобой:

– Знайте, милорд, что, если бы не страх толкнуть ее брата в объятия императора, я бы ни за что на свете на это не пошел. – Поднимает голову. – Идемте, джентльмены.

Они степенным шагом идут к покоям принцессы, давая ей время прибыть первой; таковы монаршие порядки, король никогда никого не ждет. Кранмер стоит наготове с требником в руках, в полном архиепископском облачении:

– Где она?

Брэндон хохочет:

– Наверное, Эссекс помер по дороге!

Король делает вид, будто не слышит, держится торжественно, как пристало жениху: те никогда не слышат дружеских шуточек о счастье, которое ждет их в темноте. Поверх сверкающего платья на короле мантия темно-синего атласа, опушенная мехом. Свет играет на складках. Губы движутся, словно читают молитву.

Появляется Анна. Платье у нее расшито цветами, как у короля, только не серебряными, а жемчужными. Белокурые волосы распущены и доходят до талии, венчик на голове оплетен розмарином. Она уже не похожа на жену бакалейщика. Это принцесса, чье детство прошло в высокой башне на скале, откуда видно на много миль.

Церемония простая и короткая. От нее требуется лишь стоять столбом и выглядеть бодрой. Спрашивая, знает ли кто-нибудь о препятствиях к браку, архиепископ озирается, словно предлагает выступить любому желающему. Все молчат. Кранмер кивает – как будто пригибается. Король приносит брачные обеты, затем, по жесту архиепископа, берет королеву за локоть и целует в щеку. Она неловко поворачивает голову; король, уворачиваясь от крыльев чепца, целует ее в другую щеку. Алые губки ждут поцелуя, но ничего не происходит.

Кранмер говорит, «Deo Gratias»[69], король с королевой выходят под руку. Звучат фанфары. Придворные кричат: «Gaudete!» [70]Советники вслед за новобрачными отправляются на пир.

Вопреки обыкновению, он не замечает, что ест. Обычно после такого парадного обеда королевские советники собираются в уголке и беседуют об охоте, но сегодня, когда начинает играть музыка, герцог Норфолк идет танцевать со своей племянницей Кэтрин.

Фиц мрачно на них смотрит:

– Полагаю, стоило встать с постели, чтобы такое увидеть?

– Вы не будете танцевать, лорд Кромвель? – спрашивает Калпепер. – Если можно милорду Норфолку, то можно и вам.

Мастер Ризли отвечает:

– Только если появится леди Латимер. Тогда милорд начнет выкидывать коленца.

– Вам не следует повторять эту шутку, – добродушно говорит он. – Лорд Латимер младше короля. И здоров, насколько я знаю.

Здоров и процветает. Брат леди Латимер Уильям в прошлом году стал бароном Парром. А ее сестра, служившая покойной Джейн, теперь в числе фрейлин новой королевы.

Племянница Норфолка хихикает над тем, как отплясывает ее дядя. Вскоре она уже с другими девицами, щеки раскраснелись от быстрого танца. Молодые люди выписывают ногами кренделя. Король наблюдает со снисходительной улыбкой. Когда все встают из-за стола, король подает королеве руку и ведет ее к портрету, полученному от Ганса в подарок на Новый год. Советники идут за ними гуськом. Отдергивают занавес. На портрете принц Эдуард в золоте и багрянце. Под высоким младенческим лбом, под шапочкой с плюмажем, сверкают глаза. Одна рука ладонью вперед, другая сжимает драгоценную погремушку, как скипетр.

– Его написал мастер Гольбейн, – говорит король; это королева понимает.

– Какой прелестный принц, – говорит она. – Когда я его увижу?

– Скоро, – обещает король.

– А ваших дочерей?

– В скором времени.

– А леди Мария выходит замуж?

Переводчики торопливо перешептываются. Король резко мотает головой, и Анна жалеет, что задала этот вопрос. Король поворачивается к послам Клеве и говорит по-французски:

– Общество герцога Баварского нам приятно, посему спешить некуда и обсуждать пока нечего.

Он, лорд Кромвель, переходит на итальянский, который Олислегер немного понимает. Рубит рукой воздух: не надо об этом.

Король продолжает, показывая на сына:

– Эдуард мой наследник. Дочери не наследницы. Она понимает? – Снова поворачивается к картине, лицо смягчается. – Маленький подбородок у него от Джейн.

Король и королева с поклоном расходятся, она идет в свои покои. Переводчики и представители Клеве сбиваются в кучку, что-то обсуждают, толкая друг друга локтями. Он направляется прочь. Его догоняют: королева желает говорить с лордом Кромвелем.

Анна все еще в подвенечном платье. Племянница Норфолка на полу, держит в пальцах королевин подол, в другой руке иголка с ниткой, на коленях – гирлянда розмарина. Клевские дамы хихикают в уголке. Джейн Рочфорд приветствует его кивком. Королева снимает обручальное кольцо и показывает ему. На кольце выбранный ею девиз: «Господь да хранит меня». Какой болван ей это присоветовал? Надо было: «Господь да хранит его».

– Спасибо за рулеты, – говорит королева. – Они нам очень понравились. Вкус родины. Вы бывали на моей родине?

Он выражает сожаление, что не бывал.

– В Кале я ждала писем, но мне ничего не пришло.

Бедняжка тоскует по дому.

– Почта в это время года ходит очень плохо, – отвечает он. – Я сам жду известий от наших послов во Франции.

– Да, – говорит она, – мы все их ждем. Узнать, сохраняется ли союз. Дурно желать раздора, когда мы все с детства молимся о мире. Но мой брат Вильгельм вздохнет с облегчением, если император и французский король вцепятся друг другу в глотку.

Она смеется.

– Война между ними – мир для нас, – говорит он, – их разлад – наша гармония.