Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

– Яна я тебе не принесла, ни «Чингисхана», ни «Батыя», это ж художественное чтение, – поправив очки, улыбнулась библиотекарша. – Вот, почитай это, уж не взыщи, единственное, что есть. У нас, кстати, выбор книг куда больше, чем в центральной, даже дореволюционные работы есть, по наследству от бывшего владельца перешли, князя Курбатова. Он, князь-то, после Гражданской эмигрировал в Париж, а книжки у него реквизировали – бога-а-атая библиотека была, чего уж.

– Большое спасибо, – от души поблагодарил Вадим. – Говорите, на десять дней книжки у вас выдаются? Успею.

Работница культуры взглянула вдруг на него с неожиданно вспыхнувшей строгостью:

– Нет, мальчик. Эти книги мы на дом не выдаем – особый фонд. Так что читай здесь.

– Ага… – юноша задумчиво взъерошил затылок. – А… а потом можно еще раз прийти?

– Сколько угодно! Вон, за тот стол присаживайся. Не темно?

– Нет.

– А то смотри, я лампу включу.

Аненненский, Бартольд – аж 1898 года издания, не зря библиотекарша хвасталась! А еще «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука» – эта выглядела куда как новее других, с картинками – с нее-то Вадим и начал.

Почти на самом выезде из Парижа, у Сервских ворот, образовалась пробка – строители в оранжевых касках не торопясь чинили дорогу. Сидевшая за рулем своего «Жука» Полетт чертыхнулась:

– Ну, вот, теперь часа три тут проторчим! Надо было через Отей ехать.

– Ты еще скажи – через Курбевуа! – Марсель рассмеялся и погладил подружку по голове. – А в Отее сейчас тоже машин полно.

– Хоть велосипед покупай, – закурив «Голуаз», хмыкнула девушка. – Или мопед – вон!

Она кивнула направо, где, прямо по тротуару с треском пронеслась целая толпа молодежи на разноцветных мопедах и мотороллерах.

– Красный мопед, – всмотревшись, подумал вслух молодой человек. – Опять!

– Что-что ты там бормочешь, милый?

– Мопед, говорю, красный проехал. Может, этот твой, Рене.

– Никакой он не мой! – Полетт обидчиво дернула головой. – Никогда мне про него больше не напоминай, и вообще… перестань меня по волосам гладить – прическу испортишь.

– Так у тебя вроде никакой прически и нет.

– У меня нет?!! Я, между прочим, целое утро потратила на парикмахерскую и заплатила недешево, а ты…

– Ну, ладно, ладно тебе…

Марсель вовсе не собирался обижать девушку, просто так уж вышло, и сейчас нужно было как-то загладить свою вину и желательно побыстрее…

– Когда ты сердишься, у тебя такие глаза! Сияющие, словно жемчуг!

– Ага! А когда не сержусь, значит – тусклые, как у рыбы? Ты это хотел сказать?!

– Да что ты, я вовсе ничего такого не думал.

– Тусклой рыбиной меня обозвал! Нет, ну надо же!

– Так! – молодой человек решительно обнял подружку за плечи. – А ну-ка, помолчи… Теперь закрой глаза.

– С чего это я…

– Ну, закрой. Ну, пожалуйста.

– Хм… – Полетт улыбнулась краешком губ. – Ты все равно не видишь.

Марсель быстро снял с девчонки темные противосолнечные очки в пол-лица и нежно поцеловал Полетт в шею…

– Нет-нет, глаза не открывай – ты ж обещала!

Поцеловал шею и уже успевшее загореть плечико, а потом спустил тоненькую бретельку модного синего сарафана, обнажив грудь. Поласкал губами, поцеловал, нежно провел пальцем по родинке, левой же рукой погладил бедро, поднимаясь все выше и выше, вот уже…

Девушка томно вскрикнула, длинные, тщательно подкрученные ресницы ее трепетно дернулись…

– Ах, любимый…

А Марсель уже шептал, обнажив подружку по пояс:

– У тебя какое сиденье лучше откидывается?

– Вот это… твое…

– Тогда иди сюда, милая…

Не обращая внимания ни на кого, они занялись любовью прямо в машине, с такой страстью, какую только мог выдержать старенький «Фольксваген-Жук»! Скрипела – казалось, на всю дорогу – подвеска, и сладостные стоны любви вызвали у сидевших в соседних автомобилях людей явный интерес, одобрение и легкую светлую зависть. Высунувшись из окна, кто-то одобрительно кричал, а какая-то пожилая женщина за рулем древнего «Ситроена Две-Лошади» ругалась и грозила полицией. Вот кто-то, не выдержав, посигналил… А вот уже сигналили все!

– Черт! – обернулся Марсель. – Похоже, впереди уже едут.

– Так пусти меня руль, чудо! Спинку-то подними… Ага! Да чтоб вы сдохли! – бросила девчонка в адрес нетерпеливых водителей. – Не могут чуть-чуть подождать. Все уже, все… поехали.

Светло-зеленый «Фольксваген», наконец, тронулся, покатил, быстро набирая скорость.

– До Вернона километров восемьдесят, – прикидывала вслух Полетт. – И там еще крюк до Живерни. Слушай, где мои очки?

– На.

– А ты что так на меня смотришь? А?

– Ты хотя б оделась, Полет! А то водитель вон того грузовика сейчас устроит аварию. Либо свернет себе шею.

– Ой, – девушка дернулась. – Так помоги же!

Послушно застегнув сарафан, молодой человек чмокнул подружку в щеку.

– Ну ты даешь, – Полетт уже больше не дулась, правда в голову ее неожиданно втемяшилась одна довольно дикая идея, которую девчонка тут же и высказала, будучи уверенной в полной поддержке и одобрении:

– Слушай, а давай с тобой – прямо в саду!

– В саду? – несколько ошеломленно переспросил Марсель. – Там же народу-у-у!

– И что? Да ты знаешь, какой у Клода Моне сад? Целый лес! И пруд еще, и всякие восточные деревья – неужто там не найдется для нас какого-нибудь укромного местечка?

– Но… мы же можем в машине, – молодой человек опасливо покосился на свою подругу. Красива, ах, ну, до чего ж красива… И сарафан этот ей очень идет, по крайней мере, почти ничего не скрывает – ни ножки, ни плечи, ни… И правильно! Пусть все завидуют молодости и красоте!

Ах, Полетт, Полетт… любимая. Только вот идеи… То «новые левые», то… необузданный секс в саду великого художника-импрессиониста. А что ей еще может прийти в голову? Все что угодно. Такой уж характер.

Выйдя из клуба, Вадик решительно зашагал через сквер – так было куда быстрее, ведь утром к нему обещала заглянуть Полинка. Наверное, и заглянула уже… нет, еще для нее рановато, любит эта девушка поваляться, понежиться, поспать, тем более – в выходной-то день.

– Эй, пацан! Закурить не найдется?

Что-то холодное противно сжало юноше грудь. Вот именно так, с этой вот просьбы, обычно и начинаются неприятности, чреватые ограблением, разбитым носом, а то и чем-нибудь похуже – у этих четверых парней, один из которых – приблатненный, в кепочке – как раз и спрашивал гнусавым голосом закурить – наверняка имелись ножи или кастеты.