Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

— Не собраться вот так же всей Избранной радой у самого царя и высказать ему всё без обиняков. Разве простительно нам оставлять его без нашего внимания? Разве допустимо, чтобы у трона толпились безнравственные козлоплясы? Я, как глава Рады, попрошу государя собрать её в ближайшие дни.

— Рискнёшь головой, — со вздохом предостерёг Сильвестр. — На меня, во всяком случае, не рассчитывай. Я принял решение воротиться в монастырь. Даже не в свой, а в более удалённый от содомского гнезда.

— Я тоже собираюсь покинуть Москву, — в тон Сильвестру огорошил князя Курбского Алексей Адашев. — Не борец и я с содомией. Слишком далеко всё зашло. Плетью обуха не перешибёшь. Считаю, не сносить нам голов.

— А я всё же попробую. Может, и нет пока ещё никаких обухов? Может, есть ещё возможность поправить дело?

— За то время, пока ты вразумлял мятежников, в Кремле день сменился ночью. И не только Малюты и его дружков вина, но и новой жены Грозного Темгрючихи[24]. Она — сатана в сарафане. А муж и жена — одна сатана.

— Не отговорите.

Готовился к разговору с царём князь Курбский основательно, выясняя в деталях обстановку в Кремле, продумывал, как ловчее осудить зло и как призвать к добру. Однако предполагаемый разговор не состоялся. Андрей Курбский не был ещё к нему готов, когда сам царь позвал князя к себе. В комнатку для тайных бесед.

— Садись, глава Избранной рады. Послушай меня, а я тебя послушаю.

Вроде бы доброе начало, только приглашение, как будто свойское, прозвучало с ехидцей.

«Что задумал? Не опалит ли?!»

Нет, Иван Грозный пока не собирался расправляться с князем Андреем Курбским. Его казни, вроде бы стихийные, по настроению или по неожиданному навету, на самом деле имели довольно продуманный порядок. Каждому — своя очередь, и Курбский в этой очереди пока не в первых рядах. Удачливый, умный и самоотверженный воевода ещё был нужен Ивану Грозному. Он усмирил край Татарский, теперь ему усмирять Ливонию. Вместе с Даниилом Адашевым, тоже воеводой от Бога. А потом — видно будет.

Продолжил Иван Грозный уже без ехидства. Вполне серьёзно:

— Проведя долгое время в трудах ратных вдали от Москвы, ты многое не знаешь. Поведаю. Тевтонский орден сменил магистра. Вместо престарелого Фирстенберга магистром стал Кетлер. Размазня. Но коварен зело. Сразу же заварил кровавую кашу.

Наёмники немцы вроде бы по своей воле начали обстреливать из Нарвы Ивангород[25], нарушив перемирие. В ответ — спалена была Нарва, взят Дерпт, к Вендену подступили, где сидел сам Кетлер. Едва тот ускакал, но обоз магистра стал нашей добычей.

Подробнейшим образом пересказывал Иван Грозный, как разворачивались события в Ливонии: наёмников немцев и рыцарей били во всех сражениях, захватывая всё новые и новые города, и тогда Кетлер взмолился о переговорах, сам попросив перемирия. По совету Алексея Адашева Иван Грозный согласился принять послов магистра, ибо передышка ему тоже была нужна. Вернее, не передышка, а полки: началось завоевание Астраханского ханства, против чего на дыбы встали Крым и Османская империя. Вот и требовалась основательная сила, чтобы противостоять им.

Не хотели мириться с завоеванием Астрахани Москвой и ногаи, и даже Сибирское ханство, чтобы сбивать с них спесь, тоже нужны были полки.

Не предполагая, что Кетлер, запросивший перемирия для переговоров, сам его нарушит, Иван Грозный вывел из Ливонии значительную часть своего войска и ждал послов. А Кетлер не спешил. Узнав о сокращении русского войска, ему противостоящего, магистр решил коварно воспользоваться этим; не направляя посольство в Москву, сам лично, с пышной свитой, чтобы пустить пыль в глаза, он выехал в Краков, убедить короля Августа вступить в войну с Россией в союзе с Тевтонским орденом.

Собрался Сейм. Рядились долго. Сошлись на том, что королю отдаётся в залог крепости Мариенгаузен, Лубан, Ашерат, Дюненбург, Розитен, Луцен при условии, что по окончании войны будет заплачено семьсот тысяч гульденов, король же обязался стоять всеми силами за Ливонию, восстановить целостность её владений и братски разделить с орденом будущие завоёванные в России земли.

Разделили шкуру неубитого медведя.

Кроме короля Августа орден поддержали и некоторые другие правители. Герцог макленбургский Христофор привёл из Германии новую дружину наёмников, а император пообещал выделить на её содержание сто тысяч золотых. Герцог прусский, ревельский магистр и многие другие снабдили войско Кетлера знатной суммой денег, и тогда магистр ордена решился нарушить перемирие, не ожидая сроков его окончания. Один из отрядов его войска напал близ Дерпта на полк воеводы Захария Плещеева, не предусмотревшего возможность коварства. Захваченный врасплох полк был разбит наголову. В том бою полегло более тысячи русских ратников.

— Я срочно послал на Кетлера из Новгорода и Пскова воевод Ивана Мстиславского, Петра Шуйского, Василия Серебряного. Держится и Дерпт. Кетлер застрял у его стен. И ещё в нашу угоду, король Август не направил своё войско в Ливонию, а прислал ко мне секретаря своего Володковича. Хитрит. Ни вашим, ни нашим. Ещё из Вены от цесаря Фердинанда прибыл вельможа с посланием. Обещает дружбу, если я не стану воевать Ливонию. А я её не воюю. Я возвращаю исконно русские земли под свою руку. В ратных делах тоже вроде бы исправляем допущенное по недосмотру Плещеева, но, как я вижу, война с орденом надолго. Вот я и позвал тебя, князь, чтобы возложить на тебя великую долю: встать во главе моего войска, что стоит против Кетлера. В помощники тебе даю Даниила Адашева. Поведёшь четыре свежих полка.

Ранние биографы князя Андрея Курбского оставили о том событии восторженные свидетельства, и они долгое время перекочёвывали из одного исторического труда в другой. Воспроизвёл их и Карамзин: «Курбский в восторге целовал руку державную. Юный государь обещал неизменную милость, юный боярин — усердие до конца жизни». Правда, историк тут же оговаривается: «Оба не сдержали слова, к несчастью своему и России».

Если отрешиться от откровенного восторженного свидетельства явного угодника Ивана Грозного и взглянуть на те события с должным анализом, то вполне могут возникнуть сомнения, с таким ли низкопоклонством воспринял князь Курбский новое назначение государя?

Да, он служилый князь и, стало быть, не мог не подчиниться царской воле, а как воевода и патриот России тем более. Ослушание или даже упрямство имели бы самые печальные последствия. Удаление из Кремля в одну из своих вотчин или ссылка на Белоозеро, где обычно держал Иван Грозный под неусыпным надзором опальных князей, — более мягкий вариант. Пострадал бы и авторитет в среде князей и бояр — они единодушно осудили бы отказ от столь высокого доверия. Главный воевода всей рати, сражающейся в Ливонии с орденом, — это не шуточки.