Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

Расчёт вполне оправдался. Полковые станы, атакованные русскими конниками, не вдруг обрели ладность в обороне, понесли заметный урон, а не атакованные русскими из-за нехватки сил полки, не получая команд от Фирстенберга, не знали, что делать. По собственной инициативе на всякий случай поворачивали пушки в сторону болотистой местности, а некоторые даже для острастки начали стрелять, раня и убивая своих.

Совсем недолго длилась растерянная несогласованность, затем бой обрёл стройность. Теперь русские конники вынуждены были отбиваться от начавших наседать более многочисленных врагов, но противостоять им пришлось тоже не слишком долго: подоспели полки Курбского, врубились (получилось тоже со спины) в сечу. Немцы дрогнули, их гнали вёрст шесть, до глубокой реки, мост через которую обрушился под тяжестью убегающих, многие утонули, многие пали от мечей. Спаслось от девяти полков малое число воинов.

С рассветом Курбский возвратился к ставке Фирстенберга, которую держал в полном окружении Даниил Адашев, не пустив свои пять тысяч в погоню за немцами.

Разумно поступил. Вся казна отставного магистра оказалась в руках воевод, а пленено было сто семьдесят знатных чинов Тевтонского ордена.

Стремительно развил князь Андрей Курбский свой первый успех, в два месяца одержал не менее десяти значительных побед, важнейшая из которых — Феллинская. Могучая крепость пала в результате умелой осады и столь же умелого штурма.

И князь Курбский, и окольничий Адашев могли надеяться на ласковое слово царя, на его милость за столь высокое воеводское мастерство, которое весьма и весьма ослабило Тевтонский орден, который теперь, без приукраса можно сказать, дышал на ладан. Однако Иван Грозный словно в рот воды набрал, а друзья Курбского и Адашева слали настораживающие вести.

Главное, что следовало из тех сообщений: настал конец счастливым дням для государя и России, грядут неотвратимо чёрные дни для всех без разбора.

Не совсем так. Разбор имелся. Цепко Иван Грозный ухватился за Алексея Адашева и за Сильвестра. Одного вроде бы отпустил в монастырь, другого — на воеводство, но следом за ссылками полились на обоих ушаты грязи — бывших любимцев стали обвинять во всех смертных грехах, особенно настаивали на участии в отравлении любимой жены государя. Курбского конечно же Адашев известил о гнусной напраслине, на них возведённой, и князь со всей ясностью понял: не сносить братьям голов, а стало быть, и его, Курбского, голова держится не прочно. Его наверняка казнят как друга и единомышленника опальных. Впервые у князя возникла мысль о том, не податься ли ему вместе с братьями Адашевыми к королю польскому, как предлагал Даниил Адашев. Но Алексей наотрез отказался, и это меняло дело. Вместе — приемлемо, уйти одному означало поставить своих товарищей ещё в более тяжёлое положение.

И так князь прикидывал, и эдак. Всё не по уму.

С одной стороны, кроме друзей ещё и семья. Если с ней бежать, схватят как пить дать. Если одному уйти, что тогда станет с любимой женой? Соломенная вдова, пособница изменнику. Ко всему прочему, побег означал и потерю нажитого за многие сотни лет родом Курбских, и потерю чести, славы.

С другой стороны, у него есть право, освящённое Русской Правдой, древнейшей, Ярослава Мудрого и Ивана Третьего, служить по своему усмотрению великим князьям, теперь именующим себя царями и королями. А ляхи — единая славянская семья. Они ближе всех к славяноруссам. И законы у них издревле схожи. Прежде, до завоевания России монголами, не враждовали две могучие ветви славянского народа. Более того, ляхи пришли на помощь русским, начав вместе с ними и с Литвой, тоже единокорневым народом, отвоёвывать захваченные монголами русские земли. До верховий Оки дошли шаг за шагом.

Жадность, однако, пересилила честь, совесть и славянское братство. Не захотелось бывшим союзникам после освобождения России от ига монгольского отдавать, как было изначально задумано, добровольно то, чем они владели многие десятилетия.

Способствовала разобщению и католическая церковь, которая к тому времени основательно запустила свои щупальца в Польшу и в Литву.

Вот так и началась вражда. Непримиримая. Кровопролитная. И всё же — она наносная. Пламя вражды можно загасить, если постараться. Подобная мысль согревала, оправдывая в какой-то мере переход на сторону врагов России.

Но сколько сил отдал род Курбских возвеличиванию своей отчизны? Один поход Фёдора Семёновича Курбского-Чёрного[26] против владыки Сибирского ханства Ипака чего стоит. Набирало силу Сибирское ханство, осколок Золотой Орды, укрепляло союз с ногайцами и даже с крымцами, нависая новой угрозой над Россией. Угрозой из Сибири. Первые её признаки уже осязались. Хан Ипак начал притеснять вогулов и остяков, которые жили в дружбе с Россией, вели крупную меновую торговлю с русскими купцами через Мангазею и через Камень с Пермью и Вяткой, при этом русских купцов и промышленников тюменские татары не только грабили, но и убивали. При поддержке Ипака начал озоровать и князь Асяка, глава вогульского Палымского княжества. Подобного терпеть было нельзя. И вот Иван Третий, Великий, Грозный, разгромив на Угре хана Ахмата и освободившись от татаро-монгольского ига, решил нанести упреждающий удар по Ипаку, одновременно объясачить вогулов и остяков, а при удачном стечении обстоятельств присоединить их к России.

Родовая память Курбских сохранила все боевые подвиги князя Фёдора, свершённые в том исключительной важности для отечества походе. Сохранила и то, что Курбский-Чёрный мечтал, побив хана Ипака, стать великим князем Тюменского княжества, в который войдут все народы Сибири — дружеского Москве княжества, но свободного от неё. Иван Третий Грозный проведал о том замысле, но не опалил князя Фёдора, а прислал к нему в товарищи воеводу Салтыка Травина[27]. Смирился Курбский-Чёрный, а по завершении похода понял, сколь важно честно служить отечеству. Его наказ, данный сыновьям, которых он призывал быть истинными патриотами родины, дорожить честью, был не забыт и его потомками, в том числе и князем Андреем Курбским.

Сын Фёдора Михайловича повторил подвиг отца, о чём в Государевой разрядной книге под 1499 годом записано:

«Повелением государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси хождение воевод князя Петра Фёдоровича Ушатого, да Семёна Фёдоровича Курбского, да Василия Ивановича Заболотского Бражника в югорскую землю, на Коду и на вогуличи. А от Печеры-реки воеводы шли до Камня две недели, и тут разделились воеводы: князь Пётр да князь Семён через Камень шли щелью, а Камня в облаках не видать, только ветрено. Да убили воеводы на Камне самояди 50 человек и взяли 200 оленей, а на оленях от Камня шли неделю до первого городка Ляпина. А всего до тех мест шли 4650 вёрст. Из Ляпина встретили с дарами югорские князья на оленях, и от Ляпина воеводы пошли на оленях, а рать — на собаках. И Ляпин взяли, и поймали 23 города, да 1009 лучших людей и 50 князей привели. Да Василий Бражник взял 8 городов. И пошли к Москве здоровы все ко государю».