Один раз в миллениум - Чингиз Абдуллаев

— Нет. Он проводил вас, дождался домработницу и уехал,оставив ее дома одну. Когда он вернулся, дверь была заперта изнутри. На кухнележала мертвая женщина. На седьмой этаж посторонний попасть не мог, жалюзи набалконах были опущены. Экспертиза установила, что она умерла сразу после того,как выпила отравленной воды из бутылки, которая стояла на кухне.

— Сколько ей было лет? — поинтересовалась ОксанаГригорьевна.

— Пятьдесят девять. Если вы думаете, что она была еголюбовницей и он пытался от нее избавиться, то ошибаетесь.

— Я ничего такого не сказала. Только спросила, сколько ейбыло лет. Кому понадобилось травить эту несчастную? Или Эдуарда Леонидовича?Кому они были нужны? Я думаю, что произошла трагическая случайность.

— А если нет? В доме не было яда. Нужно еще выяснить, какимобразом он оказался в бутылке с минеральной водой.

— Кого Халупович принимал до меня?

— Двух женщин. Двух своих знакомых, которых он знал до вас.

Она нахмурилась. Разговор был ей неприятен, но онамужественно продолжала его, не пытаясь уйти от расспросов. Она была сильнойженщиной, и Дронго понимал, что она также анализирует ситуацию, пытаясь найтирешение.

— У него слишком много знакомых женщин, — жестко усмехнуласьона. — Кто это был? Он говорил вам, кто приезжал к нему до меня?

— Я с ними даже беседовал. Это знакомые Халуповича, скоторыми он общался много лет назад.

Она улыбнулась. Потом рассмеялась. Затем налила в стаканводы и залпом его выпила.

— Значит, он решил собрать всю свою коллекцию? — горькозаключила она. — Значит, я была для него только бабочкой, украшением егоколлекции?

— Не нужно так категорично, — возразил Дронго. — Это былаего мечта — собрать в Москве женщин, с которыми у него связаны самые лучшиевоспоминания. Вы ведь тоже только что говорили, что Халупович был лучшим вашимвоспоминанием. Может быть, вы в его жизни тоже были таким воспоминанием? Развеподобное исключено?

— С вами трудно спорить, — призналась она. — Я недавнобросила курить. У вас нет сигарет?

— Нет, я не курю.

— Я могла бы с вами согласиться, но ведь он пригласил идругих женщин.

— В сорок пять лет жизнь мужчины только начинается, —напомнил Дронго слова, сказанные ею несколько минут назад. — У него было не такмного женщин, как вы думаете. Хотя, может быть, вы правы — их было так много,что он несколько запутался. Кроме вас, в его жизни были еще две женщины,встречи с которыми он хотел вспомнить. Эти встречи были для него очень важны.

— Приятнее быть одной из трех, чем одной из многих, —саркастически заметила она. — Кто эти женщины?

— Он хотел вас друг с другом познакомить. Устроить этакийвечер воспоминаний. Один раз в миллениум, как он говорил. Собрать вас, чтобывспомнить лучшие страницы собственной судьбы. По-моему, идея несколькоэксцентричная, но у каждого человека есть свои эстетические категории.

— Может быть, яд положила одна из этих женщин? —предположила Оксана Григорьевна. — Она могла узнать, что Халупович готовитсявстретиться с другой женщиной и приревновать его к сопернице.

— К какой сопернице! Он не виделся с ними больше двадцатилет. Встретив на улице, они бы его не узнали.

— И выходит, что я единственная подозреваемая?

— Не думаю, что единственная.

Она оценила его тактичность. Пожала плечами. Потомотвернулась к окну. Очевидно, она обдумывала ситуацию.

— В любом случае, — наконец произнесла она, — глупо что-либоскрывать. Нужно поехать в прокуратуру и рассказать все как есть, чтобы избежатьненужных осложнений. Я думаю, мне поверят, хотя неприятности мне, конечно, ненужны.

И в этот момент, словно услышав ее слова, зазвонил телефон.Дронго подошел к телефону, поднял трубку.

— Это я, — услышал он торопливый голос Трошкина, — звонилЭдуард Леонидович. Он задерживается в прокуратуре. Просил его извинить. Еслихотите, мы отвезем вас в наш офис. Вы уже закончили разговор?

Оксана Григорьевна лучше других понимала сложностьположения, в котором оказался ее бывший знакомый. Именно поэтому она настоялана совместной поездке в офис Халуповича. По дороге туда она молча смотрела всторону. И только когда машина уже подъезжала к зданию, вдруг спросила Дронго:

— Он, наверное, женат?

— Такие вопросы лучше задавать непосредственно ЭдуардуЛеонидовичу, — посоветовал Дронго.

Сидевший за рулем Миша чуть обернулся, но не произнес нислова. За их автомобилем следовала машина Трошкина.

— Понятно, — усмехнулась она. — Он и здесь мне соврал.Сказал, что до сих пор не женат. А я, дура, ему поверила. Подумала, что ондействительно живет один. Похоже, это была его квартира для свиданий.

Дронго молчал. Разговаривать с проницательной женщинойдостаточно сложно. Разговаривать с женщиной оскорбленной почти невозможно. Ноесли эта женщина еще и прокурор, то лучше молчать, превратив диалог в монолог,так как разумной альтернативы все равно не существовало. Но она была еще иумной женщиной. Понимая, что ее слова направлены не по адресу, она сновазамолчала. А может быть, продолжать разговор в подобном тоне ей не позволилагордость.

К зданию компании они подъехали, когда на часах было ужеоколо двух. Миша остановил машину и поспешил вперед, чтобы предупредитьохранников, стоявших у входа. Очевидно, у охранников были строгие указанияотносительно любых гостей. Именно поэтому они внимательно проверили документыприехавших.

Даже подошедший Трошкин не смог уговорить их отступить отправила.

В этом здании когда-то размещался научно-исследовательскийинститут. После девяносто первого года четыре этажа пятиэтажного здания былисданы в аренду, и в бывших лабораториях обосновались разношерстные компании —по продаже различных товаров, по поставке продуктов, туристические фирмы.Постепенно часть офисов закрылась, а другие переехали в другие районы. В началедевяносто седьмого сюда переехала компания Халуповича. Тогда они занимали триэтажа. Затем взяли в аренду еще один. Постепенно часть помещений былоперестроено, и теперь рядом с центральным входом было два переоборудованныхлифта. На одном можно было подняться до четвертого этажа включительно. Другоймог доставить вас на пятый этаж, где размещались лаборатории и отделы того, чтораньше называлось «Научно-исследовательским институтом пищевой промышленности».До кризиса девяносто восьмого руководство компании серьезно полагало, что можновыкупить остальные помещения, а оставшиеся отделы института перевестикуда-нибудь в другое место. Однако после кризиса подобных идей уже невозникало, а Халупович полагал, что и четыре этажа — недопустимая роскошь, чтоможно обойтись и тремя. Но, как бы там ни было, в пятиэтажном здании четыреэтажа занимала компания Халуповича. В дальнем левом углу был еще третийнебольшой лифт. Это был лифт для руководства компании, которым, кромеХалуповича, могли пользоваться только два вице-президента компании.