Виза на смерть - Мария Шкатулова

В этом случае небольшой размер выкупа мог означать только одно — похититель торопился. Об этом же свидетельствовал и сумасшедший риск, которому он подвергал себя, оставаясь во дворе, полном милиции. Вопрос о том, что могло заставить его торопиться, вызывал у Гулина жгучую тревогу. «Что ж, надо идти к отцу, ничего не поделаешь», — сказал себе Гулин и вытащил из кармана блокнот с адресом.

Сергей Владимирович Комаровский оказался уверенным в себе красивым мужчиной тридцати пяти лет. Он бросил взгляд на гулинское удостоверение, удивленно поднял брови и подмигнул:

— Капитан милиции?.. Оборотень?.. Шучу-шучу… Здрасте… Проходите… Садитесь… Вот, на диванчик.

Гулин устроился в углу большого, обтянутого белой кожей дивана и огляделся. Только что отремонтированная квартира с новой мебелью и дорогими коврами свидетельствовала о достатке ее обитателей.

— Чем обязан? — спросил хозяин.

— Скажите, Сергей Владимирович, вы знакомы с Евгенией Васильевной Шрамковой? — спросил Гулин.

Тот опять удивленно поднял брови.

— А в чем, собственно, дело?

— Значит, знакомы. Давно?

Сергей Владимирович покосился на дверь.

— Когда-то мы вместе работали…

— Вы хотите сказать, что вас связывали исключительно деловые отношения?

— Послушайте… как вас… извините…

— Капитан Гулин.

— Да. Я, конечно, рад нашему знакомству, но все же вы, может быть, объясните вначале, чем вызван ваш… э-э… противоестественный интерес — вы уж извините — к моим знакомствам?

— Объясню. Потом. А пока прошу вас ответить на мои вопросы.

— Ну и ну, — усмехнулся хозяин квартиры, — порядочки у вас. Вообще-то, позволю себе заметить, это исключительно моя добрая воля — отвечать вам или нет. Потому что не вижу никаких причин, которые позволили бы вам вмешиваться в мою частную жизнь. Но так и быть, отвечу — у меня нет тайн от нашей доблестной милиции. Когда-то давно у меня с Женей… пардон… с Евгенией Васильевной… был роман. Удовлетворены?

— А потом?

— Что — «потом»? Потом она уволилась.

— В связи с чем?

— Послушайте, капитан, почему бы вам не задать этот вопрос ей самой? И при чем тут я? Если она влипла в какую-нибудь историю, я все равно ничем не могу вам помочь. Я не видел ее тысячу лет. И вообще, — он кивнул на дверь, — я не хочу посвящать свою жену в подробности моей холостяцкой жизни.

В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату заглянула очень молодая и очень хорошенькая женщина с грудным ребенком на руках. Рассеянно взглянув на Гулина и не поздоровавшись, она проворковала:

— Сережка, куда ты дел нашу бутылочку с новой соской? — И скорчив недовольную гримаску, капризно добавила: — Ты скоро? Нам с Васиком без тебя ску-учно.

— Иду, киска, иду. Я надеюсь, у вас все?

Гулин встал и направился к выходу.

Когда за ним захлопнулась парадная дверь, он вытащил сигарету, глубоко затянулся и подумал: «Женя права — этот папаша никакого отношения к похищению не имеет. Зачем ему похищать ее ребенка, если у него есть свой, новенький? Хорошо хоть, что я не сказал ему про Женину дочку. Что ж, выходит, надо двигаться дальше».

Ночью Эмма Михайловна Сапрыкина плохо спала и сейчас, полулежа в кресле, размышляла о том, как она теперь будет жить. Денег у нее нет. Совсем. Как все-таки мало платят в МИДе! У Лёнчика — и ранг, и должность, и стаж, а зарплата была как у… Конечно, надо было копить. Другие-то копят. Вот Фроловы копят… И Волковы. Да все, что там говорить! Жизнь такая. А они все тратили. И куда все уходило?.. Все-таки в командировках платили валютой. Непонятно. Тем более что последний раз она себе ничего не купила. Ну, почти ничего. Шубу она предлагала купить в Москве, но Лёнчик сказал, что в Нью-Йорке дешевле. А все остальное… В конце концов, не может же она ходить бог знает в чем! При таком муже надо было выглядеть соответственно. Хорошо еще, она настояла, и они купили кое-что из мебели в ожидании новой квартиры…

Эмма Михайловна вздохнула. Продать нечего, разве что Лёнчиковы костюмы. Жалко, конечно, но надо же как-то жить. А как?

Эмма Михайловна беспомощно огляделась, будто где-то рядом могло лежать решение этого вопроса, но ничего не увидела, кроме вываленной из шкафа одежды и жуткого беспорядка. «И зачем я все это затеяла? Все равно делать ничего неохота. Костюмы никто не купит, так что придется, видимо, отнести их в комиссионку, хотя платят там копейки. Да еще и неизвестно, возьмут ли. А костюмы хорошие — Лёнчик был такой элегантный, и фигура у него была прекрасная, и вещи он покупал только в дорогих магазинах».

При воспоминании о муже Эмма Михайловна всхлипнула. «Может, предложить их кому-нибудь в доме? А что такого? Костюмы совершенно новые, прекрасного качества. У Ивановых, например, мальчик недавно начал работать в МИДе — у него такой же размер, как у Лёнчика. Чем покупать в магазине за бешеные деньги… Впрочем, наверное, неудобно… с покойника».

Эмма Михайловна опять было принялась плакать, но тут же постаралась взять себя в руки. Глаза будут красные, а ей сегодня идти к Гришаковым. Саша Гришаков был так мил — пригласил ее в гости и сказал, что она может на него рассчитывать. Конечно, Гришакову с его возможностями ничего не стоит ей помочь, раз уж ей приходится теперь задумываться о прозе жизни… Правда, не очень понятно, о чем она будет его просить? Устроить ее на работу? Но кем? Делать она ничего не умеет, да и, честно говоря, она уже в таком возрасте, что ей больше подходит отдыхать — путешествовать где-нибудь по Европе, например… Как она любила ездить с Лёнчиком за границу! Видеть новые места, заходить в музеи… впрочем, в музеи не очень часто — это так утомляет! Но теперь-то она все равно уже не может себе этого позволить — путешествия стоят больших денег! Значит, придется все-таки пойти на работу. Хорошо бы Гришаков предложил ей какую-нибудь такую должность, при которой она бы сидела за столом в элегантном офисе, принимала посетителей и отвечала по телефону. «Александр Борисович занят. Позвоните позже». У нее была бы маленькая чашечка, из которой бы она пила кофе, телефон с кнопочками и, может быть, — кто знает? — личный шофер. Но… ладно. В конце концов, ему виднее. Он сам знает, что ей предложить. Она, жена его лучшего друга, осталась без средств к существованию. Сам должен понимать…

Хотя вообще-то он мужик неплохой. Другой бы даже не плюнул в ее сторону, а Сашка все-таки пригласил. И жена у него симпатичная… Вот говорят, эти модели — такие-сякие, а она очень приятная женщина… И на похоронах, кажется, даже плакала. Зря она тогда боялась идти к ним в гости. Кстати, Лёнчик говорил, что она красавица, а она оказалась вовсе не красивая — одни веснушки. И такая худющая! Как с такой можно спать — вообще непонятно. А в остальном — ничего. Вот только шляпа на ней была слишком шикарная. С другой стороны, откуда этой девчонке знать, как принято одеваться в обществе? У этих моделей свои представления — лишь бы было модно. А хорошие манеры — этому их не учат. Она, небось, и не слышала, что в приличном обществе не принято быть одетой лучше хозяйки. Или она что-то путает?.. Это на свадьбе, кажется, приглашенным нельзя быть красивее невесты? Или просто в гостях? Ну да все равно — разве можно так одеваться на похороны? Впрочем, что с нее взять — длинные ноги есть, молоденькая мордашка есть — ума не надо. И как это ей удалось отхватить себе Сашку Гришакова? Все-таки его первая, Наталья, была такая интересная женщина… И умная… Возраст, конечно… Но разве можно сравнить умную зрелую женщину с молоденькой дурочкой? Ну, спал бы с ней в свое удовольствие где-нибудь на стороне, ради Бога… Жениться-то зачем? В постели она ему скоро надоест — это всегда так бывает, а потом поймет, что говорить с ней не о чем, жизненного опыта у нее нет, общих интересов нет. Вот ничего и не останется. А Наталья знала языки… и вообще… Все-таки нехорошо с ней поступил Гришаков. Столько лет вместе… Ну ничего, эта манекенщица рога ему еще наставит, уж будьте спокойны. И заведет себе молодого и красивого. А когда Гришаков будет совсем старый, они его обдерут как липку и выкинут. Вот тогда он узнает, каково это, когда тебя бросают. А вот Лёнчик, Лёнчик никогда ей не изменял…