Убивая Еву: умри ради меня - Люк Дженнингс

Я стою, погруженная в темноту, вдыхаю едкий от дыма воздух и пытаюсь оценить ситуацию. Я не знаю, что за человек сидит ближе ко мне, это может оказаться кто-то из Дашиных бойцов. Но тут я замечаю на толстых подошвах его солдатских ботинок тающие остатки вдавленного снега. Он недавно с улицы. Он – один из штурмовиков, и я решаю убить его или хотя бы попытаться. «… Если мы хотим остаться в живых, ты должна быть немного как я».

Я очень медленно поднимаю «глок», выстраиваю в одну линию мушку, целик и ухо штурмовика.

А второй? Я словно слышу ее шепот.

Он будет следующим, – обещаю я и спускаю курок.

Я его не убила. Девятимиллиметровый патрон лишь снес прядь волос и осколок кости с затылка, и теперь он быстро поворачивается, направляя на меня автомат, но тут на дальнем конце комнаты в поле зрения появляется Оксана и быстро делает два выстрела – один за другим. Обе пули пробивают ему горло, и он, задыхаясь, валится на пол.

Второй открывает было ответный огонь, но Оксана уже исчезла. Он поворачивается ко мне, и я выпускаю в него пулю, которая проходит сквозь его щеку и сносит ухо. Из дула автомата вылетает каскад оранжевых вспышек, и вдоль моей спины проносится огненная плеть. Я смутно осознаю, что прозвучал выстрел третьего оружия – Дашиного «макарова», – и отрешенно наблюдаю, как у штурмовика подкашиваются колени, а из виска вылетает струя мозгового вещества.

Даша с Оксаной вскакивают на ноги, и Оксана бросается в ту сторону, где лежу я.

– Ты мудачка! – орет она. – Ты долбаная идиотка!

– Моя спина. Меня зацепило.

– Садись. Дай глянуть.

Она включает в гостиной свет, стягивает с меня куртку и рывком снимает через голову пропитанный кровью свитер. Всего в паре метров от меня в темной прихожей лежат все три штурмовика – словно отдыхая в перекошенных, гротескных позах. Один из них еще жив и следит глазами за переступающей через него Дашей, которая вставляет в пистолет свежую обойму и выпускает пулю в основание его носа. Потом она направляется к входной двери.

– Схожу на лестницу. Посмотрю, выжил ли кто-то из моих.

– Ладно, – отвечает Оксана.

Мне так тошно от чувства вины, что я не могу не то чтобы ответить, а даже посмотреть на Дашу. Я думаю о Крис, безжизненно лежащей в их спальне.

Оксана уходит и возвращается с армейской аптечкой и мокрым полотенцем. Оно ужасно холодное, и когда Оксана обтирает мне спину, по мне катятся волны лютой боли.

– Тебе повезло, – бормочет она. – Сантиметром глубже, и ты бы осталась парализованной. Даша спасла тебе жизнь. О чем ты, б…, думала? Мы же сказали тебе…

– Я знаю, что сказали. Мне хотелось помочь.

– И ты наверняка помогла. Но Ева – твою мать!

– Знаю. Все просрано.

– Только не шевелись. – Она сильно прижимает полотенце к моей спине. – Я думала, что потеряла тебя, глупая ты сучка.

– Мне жаль, – повторяю я.

– Сейчас тебе будет еще жальче, потому что мне надо тебя заштопать.

Оксана опускается возле меня на колени и принимается за работу лигатурной иглой. Боль адская, но меня она радует. Такая боль заглушает все мысли.

– Ты делала это раньше? – бормочу я.

– Нет, но мы занимались шитьем в школе. Я сшила крокодила. У него были зубы и все прочие прибамбасы.

Возвращается Даша с абсолютно отсутствующим лицом и без пистолета. Ее сопровождают двое мужчин и женщина. «Макаров» теперь в правой руке молодой, коротко стриженной блондинки крепкого телосложения с грубоватыми чертами и глазами грифельного цвета.

Я сразу узнаю ее по записи с камер видеонаблюдения, которую мы смотрели и пересматривали на Гудж-стрит. Это Лара Фарманьянц, Оксанина бывшая девушка и подельница, недавно освобожденная из Бутырки. Рядом с Ларой стоит, покачивая автоматом, человек, известный мне как Антон, бывший командир Отряда Е, который возглавляет в «Двенадцати» отдел по клинингу, то есть координирует заказные убийства. Второй мужчина – Ричард Эдвардс, мой бывший босс в МИ-6 и давний агент «Двенадцати».

Боль превращается в парализующее отчаяние. Все кончено.

Новоприбывшие обезоруживают нас и оглядываются по сторонам, оценивая обстановку – перевернутую мебель, тела, забрызганные стены, лужи сворачивающейся крови. Видно, что среди кровавого побоища все трое чувствуют себя как дома.

– Итак, – произносит Оксана, не отрываясь от штопки моей спины. – Значит, ты.

– Да, – отвечает Лара.

В записи, которую нам прислала итальянская полиция, она и Оксана прогуливаются по Венеции, разглядывая витрины на Калле-Валларессо. Там Лара в соломенной ковбойской шляпе, сдвинутой набок под правильным углом, больше похожа на модель с подиума. Но в жизни – суперсовременная снайперская винтовка через плечо, Дашин «макаров» в руке – вид у нее куда более угрожающий.

– Это она убила Кристину? – Даша говорит так тихо, что я едва ее слышу.

– Не она, а они, – поправляет Лара. – Мои местоимения теперь – «они», «им», «их». Но да, это я. Мне жаль.

Даша хмурится. Я знаю, что ей сейчас хочется с криком броситься на Лару и подвергнуть ее какому-нибудь мучительнейшему насилию. Но она теперь – пахан, и поэтому ничего подобного не делает.

– Просто к сведению, – говорит она Ларе. – Я тебя убью. Обещаю.

– Ты уже убила троих наших солдат, – говорит Ричард. – Впечатляющий результат для местных bratkov.

Даша поворачивается к Оксане, решительно глядя на нее зелеными глазами.

– Это твои люди?

– Уже не мои. – Я чувствую, как она затягивает последний стежок.

– Ты слышала про Dvenadsat? – спрашивает Ричард.

– Слышала, – отвечает Даша. – И что?

– А то, мисс Квариани, что ты проявила гостеприимство к двум людям, с которыми у нас проблемы. Это миссис Поластри, моя не слишком смышленая бывшая подопечная. И ее несколько неуравновешенная подружка. – Он кивает в нашу сторону.

– И за это вы убили ни в чем не повинную молодую женщину, штурмовали мою квартиру с гранатометами, нанесли тяжкие увечья двум людям, которые пытались меня защитить, а третьего убили? Пошли вы на х… со своими «Двенадцатью»!

– Наши соболезнования по поводу девушки. Это вышло не нарочно. – Он переводит взгляд на Лару. – Она приняла ее за Еву.

– Они приняли ее, – поправляет Лара.

– Соболезнования? – Мой голос дрожит. – Да у тебя же, Ричард, дочь ее ровесница. Что бы ты почувствовал, если бы кто-нибудь убил Хлою, а потом повернулся к тебе и сказал, что это было «не нарочно»? Ты гребаное чудовище!

Ричард игнорирует меня и продолжает обращаться к Даше.

– Все, что нам от тебя нужно, это Вилланель.