Оружейный барон, или Римские каникулы Кремнева - Фридрих Незнанский

Говоря так, Уколов слегка смутился, из чего Егор сделал вывод, что речь о премии поднял сам генерал Рокотов, а скуповатый Уколов лишь пошел у него на поводу.

Впрочем, Егора это нисколько не волновало. Так же как не волновала и сама премия. На языке у него вертелась фраза, которую он никак не решался сказать.

Генерал Уколов взглянул на него пристальным взглядом.

— При словах о премии на твоем лице должно было появиться выражение радости, — сказал он. — Но я ее почему-то не вижу. У тебя что-то стряслось?

— Да. То есть — нет. Не совсем.

— Тогда говори прямо, не темни! — строго потребовал генерал Уколов.

Кремнев облизнул сухие губы кончиком языка и выпалил:

— Николай Георгиевич, дело в том, что я женюсь.

Если бы Кремнев объявил, что завербован агентами иностранных спецслужб, это произвело бы меньший эффект. Несколько секунд Уколов в полном изумлении разглядывал Егора. Потом сказал:

— Вот как? Гм… Но ведь это хорошая новость, правда?

— Для меня — да, — сказал Егор.

— И кто твоя избранница?

— Маша Коломеец. Вы ее, наверное, помните. Она работала у нас психологом.

— Маша, Маша… — Генерал Уколов наморщил лоб. — Мария Коломеец? Конечно, помню! Эффектная шатенка с длинными волосами, да?

— Да, — кивнул Егор.

— Ну, поздравляю! Красивую бабу ты себе отхватил, Кремнев. Даже не знаю, что такая женщина могла в тебе найти.

— Спасибо за поздравление, Владимир Георгиевич. И за комплимент тоже.

— Ты только не обижайся. Ты ведь и сам знаешь, что не красавец. Работа у тебя опасная. И миллионов у тебя нет. А чтобы достойно содержать такую женщину, даже миллиона не хватит.

Кремнев поморщился. Его недовольство не укрылось от взгляда генерала Уколова, и Николай Георгиевич усмехнулся.

— Ну, хват-хват. Хвалю. Действительно хвалю. Обычно люди твоей профессии умирают холостяками. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Генерал постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.

— Об этом я и хотел поговорить, — снова завел свою «пластинку» Егор. Он раскрыл папку, достал листок бумаги и положил его перед генералом. — Вот.

Уколов взглянул на листок, перевел взгляд на Егора и спросил:

— Что это?

— Рапорт, — ответил Егор.

— Какой еще рапорт?

— Прошу уволить меня по собственному желанию.

Лицо Уколова вытянулось, глаза гневно и недоуменно выкатились из орбит.

— Ты что, очумел? — не веря собственным ушам спросил он. — Это что еще за новости?

— Вы же сами сказали, что у меня опасная работа. Думаю, я достаточно порисковал своей шеей. С меня хватит.

Лицо генерала Уколова побагровело.

— Ты говори-говори, да не заговаривайся. У нас тут не частная лавочка, и ты не наемник. И работал ты не на меня, а на Родину.

— Николай Георгиевич, я не хочу спорить, — невозмутимо произнес Егор. Сделав первый шаг, он сразу успокоился, и теперь намерен был идти до конца. — Вы знаете, что я не боялся совать голову под пули. И делал это не ради денег, наград или лычек. Но сейчас все изменилось.

Уколов смотрел на Кремнева яростно.

— Изменилось, говоришь?

Егор кивнул:

— Да. Николай Георгиевич, у меня скоро будет ребенок. И я не хочу, чтобы он рос безотцовщиной.

— Значит, ребенок?

Кремнев улыбнулся:

— Да. Девочка.

— Гм…

— Сами понимаете, что теперь я не могу жить, как прежде. Теперь я отвечаю не только за себя. Я отвечаю за жену и детей. Для меня это многое меняет.

Уколов впал в задумчивость. Было видно, что смириться с мыслью о возможном уходе Кремнева ему было нелегко. Кремнев терпеливо ждал, пока начальник что-нибудь скажет.

Наконец Николай Георгиевич вышел из задумчивости, тяжело вздохнул, выпустил воздух ноздрями и прогудел:

— Ну, нет, приятель, я тебя так просто не отпущу. Я, конечно, готов сделать твоей Марии подарок, но такой подарок — слишком щедрый. Кремнев, ты же знаешь, как нам не хватает опытных, толковых кадров.

— Я…

— Ты решил меня зарезать? Воткнуть мне в спину нож? Это я уже понял.

Егор нетерпеливо качнул головой:

— Николай Георгиевич, я увольняюсь. Это решение твердое и бесповоротное.

Уколов побарабанил пальцами по столу.

— И у меня нет шанса тебя уговорить? — спросил он.

— Нет, — твердо ответил Кремнев.

— Даже если я поставлю вопрос о повышении тебе зарплаты и командировочных?

— Даже тогда.

— Гм… — Уколов снова побарабанил пальцами по столу. — Тогда дело действительно серьезное.

— Именно это я вам и пытаюсь сказать…

Генерал остановил Егора движением руки. И снова впал в задумчивость.

— Хорошо, — сказал он в конце концов. — Мне тяжело тебя отпускать. Очень тяжело… Но если ты решил твердо… Что ж, пусть будет, как ты хочешь.

Егор облегченно вздохнул.

— Спасибо, Николай Георгиевич.

— Не благодари. — Уколов снова сдвинул брови. — Егор, у меня к тебе будет одна просьба. Нелегкая, но ты должен пойти мне навстречу.

Кремнев, который снова стал нервничать, почему-то засомневавшись в своем решении, поспешно проговорил:

— Все, что угодно. А что за просьба, Николай Георгиевич.

Взгляд генерала стал острым, холодным и деловым.

— Егор, речь идет о еще одном задании.

— Николай Георгиевич.

— О последнем задании, — сказал Уколов, повысив голос. — Выполнишь его — и можешь отправляться на все четыре стороны.

Егор нахмурился.

— Но я ведь только с задания, — угрюмо проговорил он. — Еще даже восстановиться не успел.

— А кто говорит, что это задание сложное? Никаких больше наемников, никаких перестрелок. Неделя в Риме — мечта, а не задание!

Кремнев смотрел на начальника тяжелым, подозрительным взглядом.

— Когда я летел в Рио, тоже думал, что все будет легко и просто, — сказал он. — В итоге я попал в бразильскую тюрьму, где меня чуть не убили.

— Так то в Бразилии, — возразил Уколов. — А Рим — совсем другое дело. Это Европа. Демократический режим, вежливые карабинеры на улицах, пиццерии и Колизей. Тишь да гладь.

Кремнев усмехнулся и кивнул:

— Угу. Пока какому-нибудь парню не взбрело в голову опробовать свой пистолет.