Добровольно проданная - Наталья Шагаева

— Развод?

— Да, дорогая. Всем же понятно, что вы просто пользуетесь друг другом с общей выгодой. Родион — твоим телом и, видимо, навыками в постели, а ты — его деньгами, — Мирослава хитро щурит глаза и даже не скрывает сарказма. — Но твоя конечная цель — развод и жирный кусок от состояния Родиона. Не жалко мужика9 У него давление,

— Что ты несешь?! Все не так! — возмущается Юлиана, она хочет еще что-то сказать, но замолкает, когда в гостиную входят мужчины,

Ужин проходит спокойно, они вновь ведут беседы на темы, которые я не могу поддержать. Да я и не особо вслушиваюсь, Ужин очень вкусный: креветки с травами и соусом, мясо, теплый салат, так вкусно пахнущий оливковым маслом и сыром, хрустящий хлеб. Никогда не была любительницей алкоголя и ничего не понимала в вине. Но Константин настойчиво наполняет мой бокал вином, и я понимаю, как вкусно оно сочетается с едой.

Я больше рассматриваю людей. Даже не скажешь, что Мирослава прожила с мужем пятнадцать лет. Они такие внимательные друг к другу и смотрят друг на друга по-особенному, постоянно невзначай касаясь,

А вот Юлиана и Родион ведут себя именно так, как прокомментировала Мирослава — потребительски, Он смотрит на нее с похотью и грязно лапает, не стесняясь, а она делает вид, что ей все это нравится, Слава богу, никто не обращает на меня внимания и не задает лишних вопросов, я просто дополняю Константина, находясь рядом, В какой-то момент гости расслабляются и лениво общаются, попивая вино. И я тоже. Алкоголь приятно кружит голову, а шутки мужа Мирославы расслабляют и заставляют улыбаться. Обстановка уже не кажется такой страшной и мучительной, как в самом начале,

Вечер проходил легко, пока я не почувствовала, как на мое колено под столом ложится горячая ладонь Константина, Напрягаюсь, потому что он не останавливается. Разговаривает о бизнесе с Родионом, а сам водит рукой по моей ноге, немного задирая платье, доходит до бедра и возвращается назад. Скатерть длинная, мы сидим так, что никто не может видеть, что творит Адамади. Но я сдавливаю бокал с вином и боязливо осматриваю присутствующих, поворачиваюсь к Константину, а он будто вообще не обращает на меня внимания, но наглая горячая ладонь уже забирается под платье и ласкает внутреннюю сторону бедра. Сжимаюсь и почти вскрикиваю, закусывая губу, оттого что Константин с силой раздвигает мои ноги и немного больно сжимает — очень убедительная просьба не сопротивляться.

Дальше он творит то, о чем мне стыдно даже подумать. Щеки горят, когда его пальцы подбираются к плоти и медленно, лениво водят по ней. Он нажимает на складочки, вдавливая палец внутрь, и я снова неконтролируемо сжимаю ноги. Константин вдруг отпускает меня и наполняет мой бокал вином,

— Расслабься и не смей больше сжиматься, — с нажимом шепчет он, поправляя прядь моих волос, и снова возвращается к беседе с Родионом.

Расслабиться, естественно, не получается, но я послушно развожу ноги, позволяя его пальцам вновь вонзиться в мою плоть. Щеки горят, сердце стучит как ненормальное, мне кажется, будто все вокруг понимают, что происходит. Особенно, когда Мирослава заглядывает мне в глаза, В тот момент наглые пальцы Константина находят клитор и начинают медленно его обводить, с каждой секундой усиливая нажим,

Сначала ничего не чувствую, кроме протеста и стыда, сильно сжимаю край платья и пью вино, чтобы проглотить всхлипы. Он скользит внутрь, поглаживает стеночки и вновь возвращается к клитору, Массирует, растирает немного сбоку, то сжимая вершинку, то перекатывая ее между пальцев, спокойно попивая коньяк и усмехаясь над шуткой Вадима. А потом я все же всхлипываю в голос, когда чувствую, как становится жарко и по телу проходит горячая волна, а за ней и влага, сочащаяся на пальцы Адамади.

Хочется немедленно это остановить — я понимаю, что возбуждаюсь. Вот так просто, грязно, от пальцев, ласкающих меня под столом, в комнате, с ничего не подозревающими людьми,

Константин улавливает мое состояние, собирает влагу, размазывает ее по лону и еще интенсивнее растирает клитор, настолько чувствительно, что у меня начинают дрожать ноги и сводить низ живота,

Я, может, была и девственница, но мне знакомо это состояние, Иногда ласкала себя сама, как и большинство девочек, изучая тело, мечтала, как это будет делать понравившийся парень. И сейчас я четко понимала, что возбуждена, До предела, Мало того, если он продолжит, я бесстыдно кончу на глазах у его друзей, Он специально напоил меня этим чертовым вином, которое кружит голову и расслабляет. Ни о чем не могу думать, все мои чувства сосредоточены на его безжалостных пальцах,

— София, с тобой все нормально? Ты как-то покраснела? — спрашивает Мирослава, — Тебе плохо?

— Да, мне что-то нехорошо, — хватаюсь за эту мысль, отбрасываю руку Константина, встаю из-за стола и быстро выхожу их столовой.

Забегаю в туалет на первом этаже, включаю свет и осматриваю себя в зеркало, Глаза пьяные горят, щеки раскраснелись, губы припухли, дыхание сбивается. Боже! На меня все смотрели! Он мерзавец! Ему доставляет удовольствие меня унижать?! А самое гадкое то, что между ног очень влажно и пульсирует, требуя разрядки,

— Аааа! — стону в голос, открываю воду и начинаю умываться. Противно от самой себя. Сжимаю ноги, закрываю глаза, пытаясь прийти в себя и отрезветь. Меня трясет от злости и возбуждения, Кажется, даже становится физически плохо: тело горит, трясет, низ живота ноет.

Вздрагиваю и замираю, когда ручка двери резко дергается.

— София! Открой! — требует Константин.

— Я сейчас, — вновь умываюсь, поправляю платье и спешу. Гашу свет, распахиваю дверь, но выйти не успеваю, Адамади вталкивает меня назад в темную комнату, Запирается и, не включая свет, в полной темноте прижимает к холодному кафелю,

— Кто тебе разрешал сбегать от меня?! — рычит, тяжело дыша, обжигая меня своим горячим дыханием, Я не вижу его холодных глаз, но подозреваю, что там сгущается грозовое небо, и сверкают молнии,

Он хватает меня за подбородок, сдавливает скулы и еще сильнее вжимает в холодный кафель, лишая дыхания, позволяя почувствовать его дикое, злое возбуждение,

— Не смей больше этого делать! — впивается в мои губы, как голодное животное, снося меня своим напором.

За столом он казался таким спокойным, Откуда столько дикой страсти? Всасывает мои губы, проталкивает язык, цепляя мой,

— Отвечай мне! — кусает за губы, а я не могу дышать от его напора, Нет, я не боюсь, страха нет, просто куда-то плыву, Мир вокруг кружится, а тело горит огнем. Неуверенно соприкасаюсь с его языком, еще и еще всасываю напористые наглые губы и выдыхаю Константину в рот, когда он грубо сжимает мою грудь через ткань платья. Мужчина отрывается от меня и резко разворачивает к себе спиной, вжимая щекой в кафель.

— Прогнись! — требует и тянет за бедра; помогая принять нужную позу, задирает подол платья.

Константин

Меня не просто кроет диким голодом — меня лихорадит. Кто бы мог подумать, что эта девочка может вот так заводить, похлеще самого сильного афродизиака, Я хотел расслабить ее и сыграть на стыде. Как правило, маленьких девочек заводит что-то грязное и запретное, о чем стыдно даже подумать. Чем больше напряжение — тем сладострастней разрядка. И стыд — отличный этому помощник.