Помолвка с чужой судьбой - Екатерина Островская

– Разрешите идти? – спросил Евдокимов. – Хочется скорее оправдать ваше доверие.

– Иди, чего ты время тянешь?

Евдокимов подошел к высокой двери, но полковник юстиции Горохов остановил его.

– Задержись! Тут такое дело. Этот юрист сообщил, что жена подозреваемого в качестве противоборства со следствием обратилась в это чертово агентство, которое под ногами все время путается. Там у них еще эта баба директором… Ну, она у нас еще следователем была.

– Вера Бережная?

– Ну да, – поморщился Горохов, – взрастили, что называется, змеюку на своей груди.

– Но она вроде как отличилась в раскрытии опять же резонансного преступления.

– Да какое там у нее раскрытие было! Просто повезло ей. Ведь весь коллектив наш тогда работал, не зная отдыха, а она просто воспользовалась. Я тебе такое про эту бабенку ушлую порассказать могу… Просто честь мундира не позволяет… Ты полковника Миклашевского не забыл еще, надеюсь, твоего прямого начальника? Так вот…

– Можно я все-таки следствием займусь?

– Да-да, конечно. Это в первую очередь. Ступай, землю грызи, рой землю, как говорится, но дай результат. Не забывай про премию. И чтобы до конца месяца я мог рапортовать о передаче дела в суд.

– Месяц сегодня заканчивается, – удивился следователь.

– Как?! – не поверил Горохов и хлопнул себя ладонью по лбу. – Вот ведь как время-то летит! А я в отпуске еще не был. А отпуск у меня как раз через три недели начинается. Так что неделя тебе на все про все. Чтобы я со спокойной душой смог к морю поехать. А на море все, как ты знаешь, все очень дорого. Лежишь себе, никого не трогаешь, песочек нюхаешь, а счетчик все равно тикает…

– Так я пойду?

– Так чего стоишь! Иди, но только бегом иди! Шевели булками!

Настроение Евдокимова было вконец испорчено. Сначала испортила настроение Бережная, когда сказала, что дело разваливается, потом эта дура Гасилова позвонила. Потом вызвал дурак Горохов, про которого все знают, что он не только дурак, но еще пьяница и бабник. А может, познакомить его с Жанной Гасиловой, чтобы уже оба они успокоились и забыли про него – несчастного затюканного подполковника юстиции Ивана Васильевича Евдокимова? Мысль понравилась, и следователь начал отрабатывать версию. Жанна Гасилова, конечно, не очень молода, но гороховская жена тоже немолода. И трудно сказать, кто из них старше. Не зная Жанны Гасиловой лично, Евдокимов предположил, что она все-таки похудее будет, чем жена полковника, которую Иван Васильевич видел всего один раз в жизни – на праздничном вечере, посвященном Новому году. Мадам Горохова была, осторожно выражаясь, полная и при ходьбе переваливалась, что не мешало ей кричать из зала в адрес Снегурочки всякие слова. А когда Снегурочка не могла найти Деда Мороза и предложила сотрудникам следственного комитета вместе поискать дедушку, Горохова крикнула:

– Найдем и допросим, как полагается, куда он мешок с подарками заныкал…

Снегурочкой Горохов назначил свою секретаршу.

Потом еще Горохов про отпуск напомнил, который у самого Евдокимова только в ноябре. Иван Васильевич вернулся в кабинет, достал из сейфа пистолет и начал его рассматривать. Пистолет был газовый, и Иван Васильевич хотя и владел им уже семь лет, прежде не пользовался.

«И вообще, исправен ли? – подумал Евдокимов. – А вдруг газ в патронах за столь долгий срок уже выветрился и потерял свои слезоточивые свойства?»

Но все эти мысли, хоть и толкались где-то в сознании, не могли оттеснить главную: кому была нужна смерть Гасилова? И вообще, расследование началось с одного трупа, а теперь уже два жмурика. И что-то подсказывало следователю Евдокимову, что убитый охранник Мешков – не последний в этом списке. Самое поганое то, что он уже знал, но не сказал Бережной: что уроженец села Скрипоры Калужской области не был опознан тамошним участковым, который сообщил, что настоящий Мешков и ныне безвыездно проживает в родной деревне, разве что ходит в не такой уж далекий Малоярославец, чтобы поскандалить с кем-нибудь, потому что скучно ему дома. Деревня маленькая, и двадцати жилых дворов не осталось. А так – пересек вброд знаменитую речку Лужу, прославленную Наполеоном, прошел по болоту – и вот тебе Малоярославец, заходишь в любой магазин и скандалишь по поводу слишком либерального экономического курса нынешнего правительства… Так и есть, права Бережная: расползлось дело по белым швам, потому что нет главного свидетеля и не было никогда – верить показаниям человека, живущего по чужому паспорту, никакой суд не будет. Да и где этот человек, которого нашли на берегу никому не известной речки Пипполовки, вытекающей из ниоткуда и направляющейся в никуда?

Евдокимов знал, что будет дальше. Ему позвонят, а скорее всего, принесут приказ о том, что руководство оперативно-следственной группой берет на себя полковник юстиции Горохов. Потом начальник начнет вызывать его в свой кабинет по двадцать раз на дню, чтобы обматерить и предупредить о неполном служебном соответствии. Дело не будет раскрыто, и виноват в этом, конечно, окажется Евдокимов. Возможно, его даже понизят в должности, а если уволят, то это не страшно… Он пойдет на работу к Вере Бережной, которую когда-то учил всему, что знал сам, и в которую был даже немножко влюблен. У Веры теперь свое детективное агентство, у нее специалисты, оборудование, техника, высокие зарплаты, она не будет материть и напоминать о неполном служебном соответствии…

На часах было начало седьмого вечера. Прошел еще один день. Прошел еще один месяц лета. Наступает август, который ничего не принесет, кроме очередного разочарования.

Позвонили из приемной Горохова. Молодая секретарша, которая сегодня даже не подняла на него глаз, когда он шел к начальству, теперь, растягивая слова, пропищала:

– Евдокимов, завтра с утра товарищ полковник ждет вас со всеми материалами расследования по убийству Ракитина.

– С утра – это во сколько? – переспросил Иван Васильевич.

– А что вы хамите? – обиделась секретарша. – Не ясно разве сказано? Приходите к десяти, если Борис Кузьмич задержится, то подождете немного, что вам еще делать? Да, забыла сказать, что теперь товарищ полковник лично возглавит расследование…

Евдокимов положил трубку и выругался.

Посмотрел на скучающий на столе газовый пистолет, а потом положил его в карман.

Желтое солнце скатывалось по крышам в поисках щели, где можно спрятаться. Аллея тополей шелестела пыльной листвой. Евдокимов шел домой. Не спеша плелся мимо кирпичного дома, по внешнему фасаду которого тянулись крылечки с тряпично-полосатыми навесиками-маркизами. Каждое крылечко – вход в маленький магазинчик. Вот тебе табачная лавка, вот корма для животных, вот кофе-шоп, потом ювелирная лавка, потом магазин детского питания, и еще магазин, где продают ткани, нитки и пуговицы, потом магазинчик женского белья, но следующее крылечко – «Пиво в розлив». Туда-то и стремился Иван Васильевич. Он ходил этой дорогой каждый день, выныривая из метро, но «Пиво в розлив» посещал, как ни странно, редко.