В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - Юрий Владимиров

Некоторые давали о себе вымышленные сведения, главным образом, потому, что боялись: вдруг о них узнают на родине и тогда могут сильно пострадать члены их семьи и близкие. Особенно это относилось к бывшим комиссарам и командирам войсковых подразделений. Они регистрировались под вымышленными фамилиями, с иными воинскими званиями (предпочитали называться рядовыми), указывали другое место рождения и проживания. А когда сообщали о своей гражданской специальности или профессии, то многие называли себя поварами или крестьянами, чтобы оказаться поближе к «сытой жизни» и не попасть на опасную работу близко к передовой линии фронта.

Перед фотографированием на шею вешали на бечевке перед грудью черную фанерную доску, на которой записывали мелом личный лагерный номер. Его стирали перед съемкой другого пленного. После фотографирования следовала выдача металлического жетона с личным номером, который полагалось всегда носить надетым на шее или на руке, как часы.

После регистрации пленных направляли на вещевой склад. Там выдавали целое и чистое, но ношеное нижнее белье с очень длинной рубашкой. Взамен тонких советских гимнастерок и брюк – галифе или полугалифе – пленные получали перекрашенные в темно-зеленый цвет старые (даже времен Первой мировой войны) немецкие и трофейные – французские, бельгийские, британские или другие – суконные мундиры и брюки, которые немцы предусмотрительно приберегли. Обычно наши люди не сменяли лишь добротные серые шинели и шапки-ушанки. Многим, однако, приходилось расстаться со своими изношенными старыми шинелями из тонкого сукна, которые зимой почти не грели. Таким же образом обстояло дело и с пилотками. Снимали и старую обувь, но вместо нее получали ботинки с деревянной несгибающейся подошвой. Были в ходу даже деревянные колодки, доставлявшие великие муки. Пленных обеспечивали чистыми, но чаще всего заштопанными хлопчатобумажными носками и коротенькими портянками. Каждому полагались полотенца и носовые платки, а к зиме – рукавицы.

На «новую» одежду пленного наносили при помощи трафарета и кисточки желтой, а нередко и красной масляной краской несмываемые и видимые издалека буквы SU, означавшие «Советский Союз». При этом буквы располагались следующим образом: на шинелях – только на спине; на мундирах – и на спине, и на левой груди; на брюках – на правом колене; на пилотках – на левой стороне. До середины 1942 года дополнительно на шинелях и пиджаках прикрепляли на спине над знаком «SU» красный треугольник, означавший, что этот человек является военнопленным. Аналогичный треугольник имелся на особых бумажных деньгах (немецких марках) разного достоинства, которые использовались, чтобы расплачиваться с военнопленными за работу. Такие деньги предназначались исключительно для покупки в лагерном киоске разной мелочи (иголок, ниток, расчесок, бритвенных лезвий, бумаги, карандашей, махорки и пр.) и торговли чем-то между собой. В 1943 году они были отменены. Зарплату в пределах от 10 до 20 марок (в зависимости от вида и тяжести выполненной работы) пленные получали раз в месяц, обычно в его начале.

Отправления в другие лагеря или на работу в составе рабочей команды (новой или уже действующей) пленные ожидали в блоке V. Здесь же иногда оказывались больные, которых требовалось перевести в лазарет или в специальный лагерь. Бывали случаи, когда отдельных военнопленных по усмотрению лагерной Особой команды (органа типа советских особых отделов), относящейся к гестапо (тайной полиции) и к СД (службе безопасности), отправляли в какой-либо другой лагерь.

Пленных, оставленных в блоке IV, использовали на работах как внутри, так и в расположенном в 4–5 километрах городе Мюльберге, на полях возле него и на железнодорожной товарной станции. В этом блоке находился и я. Направление на работу делалось по результатам прошедшей регистрации, и ожидание занимало разное время. Назначение производилось в зависимости от заказов на рабочую силу, поступавших из различных мест Германии и вне ее. Пленных направляли на угольные шахты, рудники и каменные карьеры, на строительные объекты (в том числе военные), на заводы и в сельскохозяйственные имения и т. д.

Многие военнопленные, обладавшие подходящим здоровьем, стремились как можно скорее определиться в рабочие команды, так как по месту работы был шанс получить дополнительное питание или что-нибудь своровать. Кроме того, привлекала возможность общаться с местным населением и видеть новые места.

Там, где работали пленные, усиленной охраны не было, и они могли отлучаться с разрешения мастера на непродолжительное время. Неудивительно, что в такой обстановке совершались побеги.

Немцам нужна была только здоровая рабочая сила. Поэтому в некоторых центральных лагерях пленных после пребывания в карантинном блоке направляли на работу только в том случае, если они, например, могли пробежать стометровую дистанцию.

В бараках блоков IV и V имелся деревянный пол над бетонным основанием, электроосвещение, умывальник с водопроводной трубой, а также выгребной туалет, поэтому парашу в барак ночами не ставили.

Весной или осенью перед началом посевной кампании содержимое выгребных ям водой и еще чем-то разжижали. После этого жижу, которая, естественно, сильно воняла, вычерпывали ведром, укрепленным на конце длинного шеста, и заполняли этой массой длинную бочку, горизонтально расположенную на специальной повозке и снабженную сзади краном. Затем лошадью или трактором повозку доставляли на поле, открывали кран и постепенно выливали всю жижу. Таким способом удобряли землю, которую предстояло чем-то засеять.

В дополнение к сказанному не могу не отметить, что в лагерях имели место случаи, когда обитатели барака, в котором появлялся какой-либо доносчик или явный прислужник немецких хозяев, этого человека убивали и тайком бросали его в глубокую яму выгребного туалета. На поверке старший барака докладывал немецкому начальству, что один из пленных совершил побег, но как это произошло, никто не видел. Разложившееся тело такого «беглеца» обнаруживали только при очистке ямы.

В бараке жило не более 100 человек. Спали они, как и в блоках I и II, не раздеваясь до нижнего белья, но зато не на полу, а на двухъярусных (двухэтажных) деревянных и трехъярусных металлических нарах длиной 1,8 и шириной 0,6 метра. На многих двухъярусных нарах никаких постельных принадлежностей не было, поэтому спать там было холодно. Подушку заменяла доска, прибитая наклонно к изголовью ложа. Часто вместо подушки использовали мешки с личными вещами.

В бараке наводили чистоту постоянно проживавшие там два пленных уборщика, которые также доставляли топливо для печи и отапливали барак в холодное время года. Они же вместе со старшим по бараку привозили пищу из пищеблока и с наступлением темноты устанавливали на окнах светомаскировочные щиты. Из мебели в бараках имелись столы, стулья и длинные скамейки. Устроенная в бараке печь отличалась тем, что была очень длинной – чуть ли не в половину барака – и похожей на короб, расположенный невысоко над полом. Печь имела дымовую трубу, выходившую на крышу здания. Эта печь была хороша еще и тем, что на нее могли садиться, чтобы погреться, не менее десяти обитателей барака. Печь использовали также для сушки портянок и обуви.

Топливом для печи служили в основном стандартные прессованные брикеты из низкокалорийного каменного угля, при сжигании которого появлялся дым очень неприятного запаха. Конечно, топили печь и мелкими дровами, если они имелись или когда пленные приносили откуда-нибудь щепки или стружки. Бывало и так, что печь не топили из-за отсутствия топлива.