Королева воинов - Алан Голд

— Агриппина? Это самая растленная, самая продажная и злобная шлюха во всем Риме! Как тебе в голову могла прийти идея предложить ее императору? Ты и в самом деле спятил, Паллант.

— Закон не вечен. Император может изменить закон. И разве я более безумен, чем ты, представивший императору Постуму, Випсанию и Клавдию?

Женщин, которым я не доверил бы застилать мою постель, а не то чтобы лежать на ней!

— Они все — знатные римлянки из благородных семей. Пышные, как любит император, и каждая показала свою способность выносить детей. И все они вдовы… И ни одна не приходится императору племянницей. В самом деле, Паллант, я думаю, что ты сошел с ума. Император никогда не допустит в свою постель дочь своего брата. Это же кровосмешение!

— И чему ты так удивлен? — возразил старый грек. — Для семейки Юлиев кровосмешение — в порядке вещей.

48 год н. э. Дом Прасутага в землях иценов

Прасутаг взглянул на ее обнаженное тело и почувствовал, как в нем снова просыпается желание. Он видел ее такой уже бесчисленное множество раз со дня свадьбы и всегда восхищался. Что именно восхищало его? Совершенство ее груди, ставшей полнее, потому что она ждала ребенка? Или ее сильные стройные ноги и шея, прекрасная, как у нежной оленихи? Или ее густые волосы цвета меди, подобные порой огню? А может быть, ее глаза, живые и ясные, словно заря, и зеленые, точно луга, покрытые молодой травой?

Она была сама Красота. Молодая, желающая и даже умеющая угодить мужчине, который вновь проснулся в нем с момента, как они соединились той первой бесподобной ночью, и — неужели этому однажды придет конец?..

По традиции, после свадебного пира невесту и жениха всегда сопровождали в спальню родители и друзья. На ложе их осыпали лепестками цветов, обрызгивали медовой и розовой водой, а затем оставляли одних, дабы они могли завершить свою свадьбу.

Но не так было на бракосочетании Прасутага и Боудики. Никогда на его памяти, да и вообще у народа иценов, не случалось такого. Всю ночь и следующее утро шли люди, которые прослышали о свадьбе. Шли те, кто хотел пожелать счастья, и те, кто хотел отметиться перед новыми королем и королевой, приходили римляне, жившие неподалеку и теперь возмечтавшие стать у них советниками, крестьяне, которые хотели получить землю, и женщины, добивавшиеся развода со своими мужьями… Это была нескончаемая вереница просящих и поздравляющих.

Все это не закончилось и к следующей ночи. Не имевший ни минуты покоя и сна, измотанный Прасутаг внезапно вспомнил, что теперь он — король и может делать что угодно. Он приказал закрыть двери, освободить дом от гостей и отослать родственников, чтобы он мог остаться наконец наедине со своей женой. Когда дом опустел, Боудика заметила, что приемный сын Прасутага все еще сидит в гостевой комнате.

— Кассий, — мягко произнесла она, — твой отец приказал, чтобы все ушли. Почему бы тебе не провести вечер и утро с друзьями и затем вернуться пообедать к нам?

— Это мой дом! — неожиданно огрызнулся Кассий. У него был тонкий резкий голос — бедняга, несмотря на большой рост, совсем не выглядел взрослым, но казался нескладным и неуклюжим.

— Да, это твой дом, но это и дом твоего отца, а он приказал всем уйти.

— Тогда должна уйти и ты, — сказал он, уставившись в землю.

— Я — его жена, — мягко напомнила Боудика.

— А я — его сын. Мне пятнадцать лет. Никто не выгонит меня из моего дома.

Она могла бы позвать Прасутага и предоставить ему разобраться с сыном, но, похоже, ей предстояло проявить характер самой.

— Кассий, — начала она, — когда ты говоришь со мной, то говори так же, как со своим отцом. Я — его жена и так же распоряжаюсь в доме, как и он. Он велел, чтобы все ушли. Я говорю тебе то же самое…

Кассий в ярости уставился на нее, потом угрюмо прошел мимо и хлопнул дверью. Боудика глубоко вздохнула, пытаясь побороть подступившее раздражение. Как ей теперь совладать с этим мальчишкой? Ее собственные братья были ей скорее друзьями, а сестер она просто очень любила. В своем доме Боудика редко сталкивалась с завистью, но теперь поняла, что Кассий проявил характер завистливого мальчишки, обделенного отцовским вниманием. Ей следовало бы обращаться с ним более бережно.

Она повернулась и внезапно увидела, что муж глядит на нее через приоткрытую дверь соседнего покоя: не иначе — все слышал! Без единого слова он вошел и обнял ее.

Но его мысли не были заняты Кассием, он слишком устал, а Боудика казалась свежей, как поле в час рассвета, и счастливой, как жаворонок, и это несмотря на размолвку с пасынком. Прасутаг вспомнил, как она приветствовала каждого гостя, представляя его своему мужу, предлагая освежиться кубком вина, отводя под руку, когда беседа с королем заканчивалась. Она оказывалась везде и всюду, где была нужна.

Теперь, когда дом, наконец, опустел, они остались вдвоем, посмотрели друг на друга и, несмотря на неприятность с Кассием, рассмеялись.

— Король! — подколола она.

Королева! — не остался он в долгу.

Они бросились друг к другу в объятия… Боудика уложила мужа в постель и пошла за кубком вина с медом и пряностями, чтобы завершить свадьбу. Но когда вернулась, то увидела, что он крепко спит.

…Он проснулся в середине следующего дня, освеженный глубоким сном. Боудику нашел в саду, где она учила рабов, как нужно выращивать морковь и салат. Он слушал, как она разговаривала с ними, объясняя, что растения нужно сеять, не разбрасывая семена как попало, но аккуратно, по семечку высыпая в борозды, чтобы облегчить потом прополку и сбор. Она легко находила общий язык с простыми людьми, и в то же время ни у кого не могло возникнуть сомнений, что ее воля должна быть исполнена.

Прасутаг позвал жену в дом, и они предавались любви, пока закатное солнце, заглянув в комнату, не осветило брачное ложе.

И теперь, после годовщины брака, он сознавал, что до безумия ее любит. Разница в летах не значила ничего. Насколько был страстен он, настолько она охотно отдавалась и проявляла удивительную фантазию. Когда он совершенно уставал, она давала ему краткий отдых, а затем всеми способами вновь пробуждала в нем силы и желание. Даже беременность не могла остановить ее.

Их жизнь была наполнена энергией, волнением, казалась полной во всем. Но было и облачко, бросавшее тень. Это было то, заветное, с чем Боудика ничего не могла поделать. Римляне все больше укрепляли свои связи с Прасутагом и народом иценов. И Прасутаг, казалось, был доволен отношениями с наместником Британии и местными чиновниками, несмотря на то, что должен был платить им подати.

Огромная двухэтажная вилла с мозаикой на полу и красивой деревянной мебелью в каждой комнате была спешно построена как дар от императора и римского народа своему подданному. Боудика была рада жить в таком прекрасном дворце, как и в родительском доме, но в то же время, принимая все это, она снова чувствовала себя униженной. Она считала, что все это похоже на плату за предательство. Она наслаждалась простором, чистотой, высокими потолками, прохладой летом, а зимой — теплом, поднимавшимся от подогреваемого подземными огнями пола, но тем не менее не могла заглушить в себе чувство вины за эти дареные удобства.