Зависимые - Элен Гома

Он сурово смотрит на меня, а затем допивает свой сок.

— Ты знаешь, почему, малышка.

— Нет, не знаю. Ты мог бы отвести меня домой, как ты обычно это делаешь.

— Ты отключилась в моей машине. Извини, что не доставил тебя в твою комнату и не передал в руки сестры. Тем более что нам надо было поговорить о том, что ты написала мне в сообщении.

Я мгновенно прикусываю язык. Держись, Эви.

— Хорошо. Но если ты помнишь, вчера я сказала тебе, что все это больше не имеет для меня никакого значения.

— Я все прекрасно помню, — медленно произносит он, прогуливаясь по мне похотливым взглядом. Словно на мне нет платья. Ох, дьявол. Я начинаю ерзать, интуитивно сдвигая ноги. Вот, значит, как он смотрел бы на меня вчера, не будь я спящей красавицей-пьянчужкой. Такими темпами моя оборона полетит к чертям.

Оборона? Да Боже мой! Больше всего на свете я хочу, чтобы он опрокинул этот столик, чтобы быстрее добраться до меня, и делал со мной все те вещи, которыми снабжает меня мой воспаленный мозг.

Оборона. Я хохочу сейчас во весь голос, но на моем лице ни единой эмоции.

— Странно, — говорю я, меняя тему. — Я залила в себя столько алкоголя, и почти ничего не ела вчера, но абсолютно нормально себя чувствую.

— Я заставил тебя принять кое-что помогающее от всего этого дерьма, которое всегда бывает наутро после пьянки.

Вот оно что. Он спас меня от похмелья.

— Спасибо. Очень мило с твоей стороны.

Он отклоняется назад в кресле.

— Я не милый. У меня всего лишь есть опыт в таких делах. Ну, ты же знаешь, какой образ жизни я веду. — Ударение на слове «какой». Он это специально. Чтобы в очередной раз ткнуть меня носом в то, что мы разные: я хорошая, а он плохой. Хотя это я вчера напилась, а не он. И в воскресенье в клубе я была тем, кто пьет. Не он. Но он на самом деле плохой. В смысле, для моего сердца — он настоящий ад. И я отдаю себе отчет в этом.

— Хорошо, не милый Джереми. Я все равно тебе благодарна, хотя ты и не сделал ничего особенного для меня. — Он ведь хочет, чтобы я таким его видела? Парнем, который никогда не прикладывает усилий ради женщины. Я делаю акцент на слове «особенного», и он улавливает это, ухмыляясь своими идеальными губами.

— Не приписывай мне черты, которые мне не свойственны.

— Я знаю, о чем ты говоришь. И поверь мне, в этом нет необходимости. Я не хочу тебя больше, Джереми. — Я говорю это, прямо глядя ему в глаза. Сама не знаю как, но мне удается выглядеть убедительной. — Мои гормоны бунтовали, и я думала, что ты тот, кто мне нужен, чтобы утихомирить их. Что ты — тот, кого я так сильно хочу, что теряю рассудок. — Его глаза темнеют, а я, упиваясь своим влиянием, даже не думаю останавливаться. — Я была так уверена, что только ты способен подарить мне то освобождение, в котором я отчаянно нуждалась. — Он почти рычит, слушая все это. Я достойна хренова Оскара за лучшую женскую роль. — Но я ошибалась. Ты не один такой, в конце концов.

И вот оно. Столик летит в сторону, а я с глухим стуком ударяюсь о стену из гладкого белого камня в считанные секунды. Он прижимает меня своим телом, его дыхание тяжелое, глаза почти черные от ярости. Я разбудила зверя. Прикусываю нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, которая так и просится озарить мое лицо, настолько я ликую сейчас от своей маленькой победы.

Его рука между моих ног быстро скользит вверх и достигает трусиков. Сердце останавливается, когда он начинает гладить меня пальцами через тонкую кружевную ткань. Из меня непроизвольно вырывается стон в ответ на его изысканную пытку. Я умру, если он вдруг лишит меня этого. Я убью его, честное слово.

— Не один, говоришь? — горячо шепчет он в мое ухо. Я чуть ли не плачу от переполняющих меня эмоций. — Значит, это из-за кого-то другого ты такая мокрая? Не из-за меня?

— Иди к черту, — прерывисто бормочет она и хватается за мою футболку, как за спасательный круг. Мы зашли уже слишком далеко. Я достаю руку из-под ее платья и отстраняюсь, оставляя ее стоять у стены и посылать мне яростные взгляды.

Мы оба пытаемся отдышаться, не сводя глаз друг с друга. Дерьмо. Какая же она горячая. Мой член давит на джинсы, причиняя мне боль. Потираю пальцы правой руки, размазывая по ним воспоминание о ее влажности. Ее глаза находят это, и она мгновенно вспыхивает. Я ухмыляюсь, хотя мне сейчас совсем не до смеха. Ни капли. Ни хрена не весело.

— Не смотри на меня так. И не смей улыбаться. — Она такая красивая, когда сердится. Любые эмоции делают ее совершенное, нежное, милое личико еще прекраснее. Особенно те, что адресованы мне.

— Я зависим от желания погрузить в тебя свой член, малышка. — Я медленно подхожу чуть ближе к ней. Ее щеки снова розовеют. Я балдею от нее. — Если бы ты только знала, каких усилий мне стоит удерживать его в штанах, пока я изнываю от неудовлетворенного желания.

Черт, а ведь я и правда не трахался очень долго. С тех самых пор, как мы познакомились. Это означает хренову вечность по моим меркам.

— Так удовлетвори его, Джереми. — Она, тяжело дыша, смотрит на меня, бросая мне вызов своими изумрудными глазами и дерзким язычком. Я делаю полшага вперед, сокращая расстояние между нами до миллиметров, когда наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо:

— Когда я войду в тебя, у тебя не останется ни единого шанса, чтобы забыть об этом и двинуться дальше, как ни в чем не бывало. И уж тем более получать удовольствие от секса с кем-то другим. Ты уверена, что готова пожертвовать всей своей сексуальной жизнью ради мимолетного траха со мной? — Знаю, что звучит чересчур самонадеянно, но что я могу поделать, это мой последний шанс заставить ее передумать. Хотя, метод так себе, согласен.

— Ты слишком высокого мнения о себе, — усмехается она, растягивая губы в греховной полуулыбке.

Черт. Я, на хрен, ни за какие сокровища мира не откажусь трахнуть ее, какую бы самодовольную ахинею я тут не нес.

— Именно поэтому ты меня и хочешь, Эвелина.

— Да что ты? — Она язычком увлажняет свои губы, и в моей голове щелкает тумблер. Можете называть его «выключатель совести или здравого смысла». Так что да, я официально сейчас отключаю свою совесть к чертовой матери.

— Не говори потом, что я не предупреждал тебя, — почти рычу я в ее губы.

— Не буду.

Я хватаю ее за запястье и быстрыми шагами веду за собой. Зашвыриваю в гостиную так, что она вынуждена ухватиться за спинку дивана, чтобы не упасть. Слишком грубо. Но вместо того, чтобы возмутиться, она с жадностью наблюдает, как я расстегиваю ширинку на джинсах, остановившись в трех метрах от нее. Я думал, что возбужден до предела, но под ее взглядом мой член каменеет. Буквально.

Если она ждет, что я разденусь сам, а затем раздену ее, и мы сольемся в страстном танце наших голых тел, то сильно ошибается. У меня нет терпения на всю эту хрень.