Заклятие предков - Александр Прозоров

Переодеться Олега заставил Лепкос — как только они вернулись в город.

— Оставь одежду нового мира здесь, — потребовал хранитель, передавая Середину сверток. — К древнему богу следует являться без одеяний, без оружия и без чуждых помыслов.

— Что же, мне совсем голым оставаться? — не понял ведун.

— Замерзнешь голым, — покачал головой хозяин дома. — Святилище Первого бога под запретом с того часа, как он отказал Дюн-Хору в защите супротив великанов. Древнее капище берегут посвященные, не допускающие молений.

— А как же я?

— Ты не станешь возносить молитв. Ты пройдешь ритуал. Он под запретом, но знание о нем хранится в сердцах многих ариев. Одевайся же!

Пожав плечами, ведун скинул всю одежду, что на нем была, натянул комбинезон из мягкой оленьей шкуры, сшитый мехом внутрь, завязал ремешки на груди и заднице, на которой имелся широкий откидной лоскут. Поверх комбинезона пришлось надеть уже нормальные куртку и штаны, на этот раз мехом наружу. Шапки не было — только меховой капюшон, стягиваемый вокруг лица с помощью тесемок. На ноги выдали высокие унты, плотно приматываемые к ногам тонкими ремешками.

Короткий жесткий мех приятно щекотал кожу. Ноги, казалось, погрузились в сухой болотный мох, а уши перестали улавливать слабые звуки и в то же время эхом сопровождали каждое произнесенное Олегом слово.

— Все свое оставь! Пойдем… — Лепкос вывел ведуна из дома, указал на терпеливо ждущую у дверей пару оленей, запряженных в прикрытые шкурами сани. — Ложись.

Сам хранитель уселся на передок саней, поднял со снега длинную палку с привязанным к ней камнем — и рогатые рысаки тут же рванули с места.

— Ложись, я сказал, — оглянулся на ведуна Лепкос. — Смотри на небо, стремись к свету. Думай только о нем и ни о чем другом. Только о свете. Больше ни о чем. Бог должен ощутить твое стремление, твой призыв. Тогда он спустится навстречу.

Середин послушно откинулся на спину, пялясь в плотную пелену, вновь закрывшую землю от небес.

Сани ехали недолго, часа два. Потом остановились. Ведун ощутил, как возок чуть качнулся, услышал мерное похрустывание шагов, но шевелиться не стал. В двойной меховой одежде ему было тепло и уютно, перед глазами лениво ползли облака. Раз Лепкос ничего не сказал — можно не беспокоиться.

Прошел еще час, опять послышались шаги. Сани стронулись, но минуты через две остановились снова.

— Вставай, отрок. Думай о свете. Только о свете, что струится с небес на землю, что согревает нас и дарит жизнь, — торопливо шептал на ухо хранитель, словно тренер боксеру перед схваткой.

Однако думать только о свете было трудно — впереди вздымалось нечто, похожее на космическую станцию: десяток белых куполов, соединенных меж собой низкими коридорами, без входов и выходов. Подобные строения, именуемые «иглу», Олег видел первый раз в жизни, и они, надо сказать, производили впечатление, несмотря на относительно небольшие размеры — метра два в высоту и примерно пять в диаметре. Идеальная геометрическая форма и совершенно гладкие стены наводили мысль на технологии далекого будущего, а отнюдь не тысячелетнего прошлого.

— Чего встал? — подтолкнул ведуна Лепкос. — Это место изгнания первых богов, здесь запрещено проявлять почтение. Думай о свете, о свете.

Они подошли ближе к крайнему иглу. Здесь обнаружилась яма около метра в диаметре. Лепкос спрыгнул в нее, вполз в какую-то нору. Середин спустился следом, увидел тоннель, по которому смог передвигаться только на четвереньках, и вскоре оказался внутри купола.

Здесь было заметно теплее, нежели снаружи, светло — свет просачивался прямо сквозь стены. Пахло пряностями, сеном и слегка — мускусом. Посреди иглу стояла укрытая шкурами юрта, почти упирающаяся верхней обвязкой в потолок.

— Что бы ни случилось, ты должен думать о свете, — последний раз напомнил хранитель и подтолкнул Олега к юрте.

Ступив внутрь, ведун обнаружил сидящих кружком семь женщин, примерно от четырнадцати до тридцати лет. Олег шагнул на единственное свободное место в центре круга, одна из женщин тут же поднялась и вышла.

— Раздевайся, отрок, — приказал Лепкос.

«Вот и первое испытание», — поморщился Олег.

Обнажаться в присутствии незнакомых баб его никак не тянуло. Однако и сдаваться так просто ведун тоже не хотел.

«Думай о свете, — напомнил он себе. — Только о свете. Можно подумать, я никогда с девицами голышом не валялся!»

Он скинул куртку, штаны, распутал завязки комбинезона, стянул и его. Оказавшийся на воле орган страсти встрепенулся, начал торопливо набирать свою мощь, но Олег твердо решил игнорировать все, что с ним сейчас происходило. Это просто обряд посвящения — все лучше, чем ритуальные татуировки где-нибудь у папуасов. Поднялись две девочки, вышли. Следом юрту покинула девушка лет двадцати. Ненадолго повисла тишина. Встала еще одна женщина, вздохнула, удалилась.

Послышался шорох за спиной — обойдя ведуна, перед ним остановилась узкоглазая белокожая туземка, почти на голову ниже Олега ростом, в легкой меховой накидке, похожей на плащ, опустила глаза на вздыбленный «нефритовый стержень», как называют его китайцы, потом оглянулась через плечо. Сидящая там женщина пожала плечами, поднялась и вышла прочь.

— Иди ко мне, отрок, — позвал ведуна Лепкос. — Нет! Одежду оставь! Между тобой и Первым богом не должно быть ничего.

Середин тут же спрятал за спину левую руку, к запястью которой был примотан крест, вышел на свет. Хранитель взял гостя за плечо, отвел к низкому тоннелю, выложенному из снежных кирпичей, коснулся ладонью Олеговой спины и уже в который раз напомнил:

— Думай о свете, стремись к свету, не ведай ничего, кроме света… — Середин получил легкий толчок и, низко наклонившись, шагнул в светлый коридор.

Потолок и стены излучали искрящийся рассеянный свет, одновременно осыпая путника мелкой морозной пылью. Ступающие по плотному снегу босые ноги слегка онемели от холода. Олег пытался думать о свете, только о свете… но куда больше его беспокоили стены: не задеть бы, и без того мокро и холодно. К счастью, коридор оказался коротким, и ведун очутился в очередном иглу, большом и светлом. Здесь, в отличие от коридора, пол выстилали лосиные и медвежьи шкуры, потолок поднимался метра на три, и в центре, упираясь головою в купол, стоял старик с палкой в руках, удивительно похожий на Сварослава. Или, может, среди волхвов мода такая? Все они словно на одно лицо.

Вырезанный из какого-то коричневого камня старец разгребал палкою явно человеческие останки, среди которых легко узнавались черепа и берцовые кости. Под правой ногой его суетились муравьи размером с хомяка, из-под левой выглядывали вороны и грифы. Постамент идолу заменял серый валун, перед которым лежал, раскинув руки, высохший мертвец в тонких кожаных штанах и расстегнутой на груди меховой безрукавке.

«Едва закончилась битва, как смирился старый волхв с новым коловоротом жизни, — вспомнил Олег. — Повелел он закрыть и запечатать все старые храмы на земле русской и молиться отныне новым, молодым богам, что не утратили еще слуха к людской боли. А себя повелел умертвить у ног старого Кроноса, дабы не изменять своему служению».