Эверлесс. Узники времени и крови - Сара Холланд

Я смотрю, как мальчик пробирается между столами слуг, приветствуя людей по пути, и знаю, что никогда не буду снова такой беззаботной.

Остаток дня я занята работой: срываю пахучие листья с колючих стеблей, солю мясо, взбиваю масло из сливок. Другие слуги в основном избегают меня. Я не против: мне не хочется разговаривать. Не хочется чувствовать.

Вечером по дороге в спальню я вижу компанию служанок и одного мальчика возле двери, откуда коридор слуг ведет в главный холл. Среди них я узнаю Бею и Алию и спешу к ним, чтобы увидеть, что случилось. В своем потрепанном сером одеянии прачки Алия выглядит еще меньше, чем помнится. Я чувствую вину, ведь обещала Амме, что присмотрю за ее младшей сестрой, но почти не вспоминала о ней еще до приезда Королевы в Эверлесс.

Бею окружили служанки и ловят каждое ее слово. Я встаю рядом с Алией.

– Но они поймали кровососов? – спрашивает ее веснушчатая девочка.

Кровососов?

Я чувствую, как Алия дрожит рядом со мной. Она тянет меня за рукав и, когда я наклоняюсь, шепчет:

– Бандиты напали на Королеву по пути сюда. Бея слышала, что около двадцати ее служанок и стражников погибли, Джулс.

Внутри все переворачивается. Значит, это правда.

– Некоторые кровососы были убиты во время нападения, – рассказывает она. – А остальные еще живы. Но Королева отправила своих солдат за ними, так что это лишь вопрос времени. – Бея обнимает хнычущую девочку, прижимая ее к себе, пока плечи той не перестают трястись.

– Надеюсь, Королева заберет у них всю кровь, – мрачно бормочет кто-то.

Но я не могу больше слышать о смертях, не сейчас. В то время как остальные снова начинают задавать вопросы, я пожимаю плечо Алии и разворачиваюсь к спальне, спеша прочь, склонив голову.

На кровати я вижу то, что Хинтон уже пытался отдать мне раньше: рисунок отца. Я хватаю его сначала с намерением похоронить на дне сундука или выкинуть вместе с отходами с кухни, чтобы больше никогда не видеть. Я не хочу помнить.

Но что-то останавливает меня. Вместо этого я сажусь на кровать и отворачиваюсь, чтобы другие женщины не заметили слезы в моих глазах. Это все, что осталось от отца.

Бумага пожелтела от времени и пахнет так знакомо, что сердце сразу замирает: я вдыхаю аромат сгоревшей соломы и древесины, смешавшийся с острым запахом стали. На изображении мама смотрит прямо на меня; она так искусно запечатлена, что я не удивилась бы, если бы она открыла рот и рассмеялась.

Я кладу лист на кровать рисунком вниз и замираю, потому что на обратной стороне что-то есть.

Я снова поднимаю лист, подношу к пламени свечи и вглядываюсь. Он покрыт текстом, хотя буковки со временем выцвели. Похоже, лист вырвали из очень старой книги. Сам язык тоже древний – старый язык Семперы, насколько я могу понять; наверное, на таком Королева говорила, когда была девочкой. Хотя некоторые буквы и слова мне незнакомы, я могу прочитать достаточно, чтобы понять, что это история о Колдунье и ее враге – Алхимике.

Я смеюсь впервые за эти дни: конечно же, отец пожертвовал бы страницей из собственной книги ради того, чтобы нарисовать маму. Папа ненавидел суеверия.

Но еще более странным, чем сам текст, кажется то, что написано на полях: пометки, сделанные рукой ребенка. Чернила так выцвели и размазались и написанное так сложно прочитать, что я могу разобрать лишь отдельные фрагменты.

Лиса

в лес

Змея

из свинца

Лиса, лес, Змея, свинец. Игра Роана. Слова оживляют еще одно воспоминание: сгорбившись над огнем в кузнице, отец читает мне рассказ из своей кожаной книги про Лису и Змею, которые были лучшими друзьями.

Тихий голос раздается прямо возле моего уха, заставляя подпрыгнуть.

– Что это, любовное письмо? – чирикает он.

Я напрягаюсь: это всего лишь Бея. Она уже далеко не та дрожащая девушка, что пролила вино на камзол аристократа. Наоборот, теперь она держится намного увереннее. Бея падает на кровать рядом со мной.

– Ничего интересного, – тихо говорю я, убирая рисунок под подушку. У меня возникает вопрос: зачем папе приносить рисунок матери с собой – на удачу, по той же причине, что я принесла статуэтку Колдуньи?

– Ты будешь пробоваться на место Эдди? – спрашивает Бея. Ее веселость нравится другим, но мне она неприятна. Я качаю головой, но она продолжает: – Леди Верисса расстроена. Сначала Эдди, а теперь Королева отослала всех девушек, которых она пыталась предложить на замену. Заставила их пройти через какое-то испытание.

В голове возникает идея.

– Какое испытание?

Бея закатывает глаза:

– Без понятия. Думаю, она не хочет провинциальных служанок. Леди Верисса отправила многих девушек на собеседование, но их всех сразу же выставили вон после того, как они ответили неправильно на ее вопросы. Думаю, они сделали это намеренно.

– Почему? – но, кажется, я уже знаю ответ.

– Конечно же, из-за того, что случилось с Эдди. Кто хочет быть изгнанным или убитым?! – Бея вздрагивает и поворачивает голову вбок, рассматривая меня. – Но, бьюсь об заклад, ты Королеве понравишься, если захочешь: ты красивая и не робкая. Тем более что скоро никого другого и не останется.

Она подпрыгивает и направляется к своему матрасу в другом конце комнаты, даже не пожелав спокойной ночи. Я не успеваю лечь: перед глазами появляются свалявшиеся светлые волосы Ингрид и ее гордое лицо, свисающие вверх тормашками с кровати надо мной. С той самой поездки в одной карете до Эверлесса она решила давать мне непрошеные советы.

– Она излишне самоуверенная, – говорит Ингрид.

Но предложение Беи прочно засело в моих мыслях. Я никогда не подберусь близко к Королеве, если останусь на кухне; мне повезет, если я хотя бы услышу отрывки фраз между бокалами вина.

Если я хочу узнать хоть что-то о том, зачем отцу понадобилось пробираться в хранилище и как это может быть связано с Королевой, не помешало бы подобраться к ней поближе. Тихий голос рассудка в голове предупреждает меня, что я встаю на очень опасный путь, но разве можно оставить без ответа вопросы, терзающие мое сердце? Кроме того – что мне терять, когда уже и так все потеряно?

С этими мыслями я с головой забираюсь под одеяло и засыпаю.

11

Лора больше не делает мне никаких поблажек, хоть и предоставила свою комнату после смерти отца. Кажется, она, как и Хинтон, считает, что тяжелая работа – лекарство от горя. Я пытаюсь забыться: каждый раз, когда свите Королевы требуется что-нибудь с кухни, я вызываюсь услужить, но пока так и не смогла попасть в покои, охраняемые похожим на быка стражем с каменным лицом. Как бы я ни изнуряла себя целый день, пытаясь угодить Лоре и размышляя о Королеве, ночью сон часами не идет ко мне. Дни проходят как в тумане, перетекая один в другой. Не помню точно, когда Лора подходит ко мне на кухне: на лице тревога.