Первое предательство - Патриция Брей

А когда придет лето, смотритель уже не будет на острове в одиночестве. Весной все руки задействованы на посеве урожая, а летом у деревенских жителей появляются и новые интересы. Кто-то возвращается к рыболовству, забрасывая сети в укромных уголках пролива, кто-то приходит на остров устанавливать ловушки на гигантских крабов либо начинает прочесывать пляжи в поисках огромных спиралевидных ракушек, которые можно найти только у берега моря. Темно-синие ракушки перемелют в крупнозернистый порошок и продадут южанам, которые сделают из него насыщенный краситель.

Последние годы Джосан сам часто прогуливался вдоль берега и собирал ракушки. Часы безделья дали возможность для развития нового таланта: таланта к рисованию, и во время долгих часов занятий он часто пользовался своим умением. Начиная с крошечных ракушек, меньше ноготков ребенка, заканчивая огромными панцирями моллюсков размером с голову взрослого человека, каждая тщательно зарисовывалась монахом. Рядом шло описание окраски и места, где экземпляр был найден. Смотритель собрал коллекцию из сотни различных образцов, но осенний шторм смыл их всех в море. К счастью, знания, полученные им, выжили на свитках, отправленных в орден.

Джосан задумывался, не начать ли сбор коллекции заново, однако неустойчивая погода занимала все время, и на прогулки не оставалось ни сил, ни желания. Возможно, когда пройдет весна, захочется заняться этим увлекательным делом снова, но смотрителя приводила в уныние мысль, что вряд ли он вспомнит каждую ракушку, которую находил раньше.

А может, начать новое исследование? Предыдущий смотритель проводил годы, описывая птиц, прилетавших на остров каждую весну и осень, но это было почти сотню лет назад, и интересно посмотреть, какие изменения произошли с тех пор.

Когда наступило утро, а прохладный туман исчез, открыв взгляду сверкающую поверхность воды, Джосан все еще размышлял об этом. Любое занятие, лишь бы мозг фокусировался и бодрствовал, в то время как тело страстно желало отдыха. Он так и не пришел к какому-либо заключению к тому времени, как солнце уже пробилось через облака, ну да ничего страшного. Единственное, чего у монаха было в избытке, так это времени.

Колокол продолжал мерно звонить, пока хранитель спускался по лестнице с платформы. Раньше здесь хранились бочонки с маслом, однако со времени возвращения в башню он очистил достаточно места для соломенного тюфяка на случай, если погода будет слишком неспокойной, а сил на то, чтобы спуститься вниз и пройти через дюны к новой хижине, не останется.

Брат прошел по полукруглому пролету к лестнице, ведущей на нижние уровни, и туг, когда рука дотронулась до верхней перекладины, засомневался.

В домике остался матрас, набитый мягкими весенними травами, но эта роскошь показалась невероятно далекой, когда монах посмотрел в глубину шахты. Голова немного кружилась, ноги дрожали от усталости, и он со вздохом отправился назад. Завернувшись в плащ, улегся на тюфяк и прижался спиной к закругленной каменной стене. Немного сна силы возвратятся, и тогда он спустится вниз.

Смотритель проснулся внезапно, резким толчком вернувшись в состояние бодрствования, хотя тело не пошевелилось. Оно по крайней мере помнило об опасности и неустойчивости положения. Джосан знал, что проспал недолго, поскольку разум оставался замутненным. Он взглянул на синее небо через маленькое оконце, и острые тени подсказали, что на дворе все еще день.

Вряд ли удалось проспать больше часа — этим и объяснялась не прошедшая усталость, хотя ответа, почему ему пришлось проснуться, тело не давало. Внимательно прислушавшись, монах не заметил ничего подозрительного, кроме отдаленных криков ржанок и звука волн, мягко накатывающих на камни. Даже колокол замолк — видимо, кончился завод. Наверное, не звук его разбудил, а внезапная тишина, подумал Джосан. Он снова завернулся в плащ и закрыл глаза. Еще немного отдохнуть, а потом уж поискать, чем заполнить пустой желудок.

Но как только брат пришел к такому решению, он услышал характерный, ни с чем не сравнимый скрип лестничных перекладин. Открыв глаза, Джосан увидел голову незнакомца, появившуюся из пролета.

Монах моргнул. Голова незнакомца была на уровне его лица. По каштановым волосам сразу стало понятно, что мужчина не из деревни.

— Кто ты? — спросил монах.

Чужак не ответил.

Смотритель вспыхнул, осознав, что глупо задавать вопросы, лежа на полу, и решил встать.

Именно это движение и спасло ему жизнь, поскольку внезапно какой-то серебристый предмет рассек воздух и вонзился в стену позади него.

Это всего лишь кошмарный сон. Другого объяснения нет. Зачем еще незнакомцу врываться в башню и убивать его? Вору здесь нечего красть, поскольку только другой маяк может использовать ценные лампы и зеркала. А он сам всего лишь монах, проживающий безгрешную жизнь ученого.

Тем не менее инстинкт мгновенно ответил на угрозу, которую представлял собой незнакомец. Именно он заставил брата ринуться к другому концу пролета с ловкостью акробата.

Казалось, будто кто-то другой оказался в его теле, однако времени удивляться не было, поскольку убийца уже залез на площадку и стоял на другой стороне полукруглого пролета. На его лице невозможно было прочитать какие-либо эмоции, за исключением спокойной концентрации. Незнакомец сунул правую руку в потайной карман и легким движением запястья метнул еще один серебристый предмет. За ним последовали другие, от которых Джосан едва сумел увернуться.

— Зачем ты делаешь это? Я не угроза тебе, — произнес брат, не спуская глаз с противника, пытаясь прочитать хоть малейший намек, который бы помог разгадать его намерения.

Монаху не нужно оглядываться, чтобы понять — его жизнь в смертельной опасности. На высоте башни, где деревянный пролет всего два ярда в ширину, спрятаться негде и бежать тоже, а чужак стоял между ним и лестницей, закрывая путь к отступлению.

Джосан кинулся в сторону, когда на него посыпался очередной шквал смертельных предметов. Один из них задел правое плечо, а потом отскочил от стены и упал вниз в шахту.

Трискель — всплыло у него в памяти, оружие, популярное среди наемников, которые проводят много времени, тренируя технику метания вращающегося лезвия со смертельной точностью.

Возможно, ночной гость не такой уж и мастер, раз смотритель все еще жив. Презрение стало медленно закипать в нем. Монах двигался как кошка и в какой-то момент вдруг осознал, что только он знает, как правильно управляться с оружием. Брат оглянулся в поисках трискелей, однако пол был чист, лишь один острый клинок лежал у ног чужака, на том месте, где Джосан стоял несколько минут назад.

Как только убийца потянулся к поясу за кинжалом, Джосан уже знал, что нужно делать.

— Пожалуйста, я молю вас, не делайте мне больно, здесь какая-то ошибка, — пролепетал он, заставляя голос дрожать.

Незнакомец презрительно улыбнулся, вытащил кинжал, и в этот миг монах совершил поступок, которого совершенно от себя не ожидал. Он напал на противника.