Взаперти - Анна Пляка

– Только посмей ее тронуть! Убью. Медленно.

Однако в глазах вместо злости плещется страх. Хмыкаю, удивленный не угрозой, а тем, как легко лопнула его сдержанность, стоило намекнуть на будущую напарницу. Эмори, поникший после вспышки, отворачивается, спокойный и несчастный одновременно. Советую негромко:

– Не бойся того, что не можешь изменить.

Он только закрывает лицо руками. Легко сказать «не бойся», перестать бояться намного сложней. Тем более когда дело касается важных для тебя людей. Однако голос звучит ровно:

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Того, что ты ее любишь? – улыбаюсь. – Это так незаметно.

– Она моя сестра, – с каменным выражением парирует Эмори. – Конечно, я ее люблю.

Фыркаю, не отвечая. Твоя ложь очевидна, но ты до сих пор веришь, что она может тебя защитить. Вас обоих. Ты никогда не задумывался, как выглядит твоя слежка за Эрикой? Отнюдь не как братская любовь. Твои табу оказались недостаточно крепки, и чувство родилось, но ты не даешь ему шансов – во всяком случае, так тебе кажется. А приехать за любимой кузиной в другой штат, конечно, просто милая слабость.

Вы ведь уже не справились со своим чувством. Так зачем тянуть с объяснениями?

А зачем тяну я? Разве нельзя прийти, постучать в дверь, сказать: «Привет, это я»? Нельзя. Мне не к кому приходить.

Добравшись до подвала, я едва удерживаюсь, чтобы не упасть на кровать как есть, не снимая мокрой одежды. Сил раздеваться нет, желания перестилать потом белье – тем более, так что приходится падать на пол.

Раскидываю руки, глядя в бетонный потолок. Мышцы ноют пока слабо, но через пару часов они сообщат мне все, что думают о контрасте между днями перед экраном и сегодняшней беготней. А я ведь до сих пор не проверил, что происходит в доме. Миротворец, ты вообще представлял, насколько это будет сложно?

Хотя о чем я. Ты – идея, ты не умеешь уставать. Если бы в этом теле был только ты, некому было бы замечать, как оно болит.

С трудом сажусь. Раз в голову лезет такая чушь, следует узнать о том, что происходит в боксе. Я ведь не позволю Элли легко пройти тест, правда? Один день голодовки – слишком малая плата за предательство.

Оказывается, однако, что Элли в боксе очутится не скоро – нынешняя пара только подбирается к первой горке. На лице Лекс – усталость и раздражение, она делится:

– Я сюда уже в пятый раз лезу. Достало, ты бы знал как! Аж дырки на ноге зудеть начинают.

Сонный Винни смотрит с вялым интересом, напарница поясняет:

– Мы сюда в прошлый раз зашли после того, как разбили дрона. Сейчас подъем плавный и ловушки паром стреляют, а тогда была отвесная стена и лезвия. Мне сначала ногу продырявило, потом руку. Хорошо, что эта пакость действительно острая, раны заживают быстро.

Винни словно просыпается с каждым словом, собирается. Сглатывает, новыми глазами глядя на препятствие, представляя, насколько сложным оно может быть. Лекс хватается за первый выступ, оглядывается:

– Полезли?

Он присоединяется к ней, но я вижу, как липнут рыжие волосы ко лбу, как мелко дрожат руки. Конечно, бокс подстраивается под подготовку гостей, однако на ломку он не рассчитан.

Эта пара быстро учится, они уже не пытаются взяться за руки. Улыбаюсь, заметив, как взамен пользуются цепью – дергают за нее, хватаются, словно за чужую ладонь. Поддерживают друг друга.

Задумчиво смотрю на настройки сложности. Упростить? Они хорошо идут, следуя правилу о доверии, они должны пройти. Сами, честно. Я не стану облегчать им жизнь только потому, что у Винни кончились наркотики. Это может стоить мне сна. Но что с того?

В боксе добрались до вершины и сели отдыхать, никуда не спеша. Хорошо для них, плохо для меня. Кладу голову на руки. Оповещение разбудит, когда я понадоблюсь.

Под ухом вибрирует оповещение, я с трудом разлепляю глаза, смотрю на телефон с осуждением. Тот, словно устыдившись, замолкает. Ну конечно, я же забыл поставить его на зарядку. Хорошо, что не отключился раньше. Сообщение продублировано на планшет, Элиша Бренниган и Элвин Гаррисон прошли тест. Сколько они там провели, всю ночь?

К сожалению, не всю. Щека чешется, по ощущениям, на ней отпечатался рукав пальто, послужившего мне одеялом. Вчера мне пришлось немало побегать под дождем, так что одежда промокла до нитки и до сих пор не высохла. Я стремительно замерзаю. Скидываю все, заворачиваюсь в халат на голое тело. Дрожь только усиливается, чувствую себя на редкость мерзко, даже пошатывает от слабости. Что я буду делать, если заболею? Глупый вопрос. У Миротворца не бывает выходных и больничных. Ни жаропонижающего, ни даже градусника у меня нет, аптечку для себя я не собирал – представить не мог, что понадобится. У гостей наверху есть запас лекарств, но небольшой и точно рассчитанный, не стоит его уменьшать.

Изучаю карту на предмет круглосуточных аптек, отчаянно зевая. Ближайшая, открытая в это время, в получасе езды. Больше всего мне хочется лечь, накрыть голову подушкой и не подниматься хотя бы пару часов. Но ждать до утра глупо, к тому моменту может оказаться, что я даже в качестве Миротворца не могу не то что водить машину, а просто выбраться из подвала. Встряхиваюсь, голова отзывается болью. Одеваюсь в сухое, закидываю на плечо тощий рюкзак. На планшете всего три процента. Беру с собой телефон, лелея надежду зарядить его от прикуривателя. Отпираю люк, двери, ворота. Вывожу драндулет, запираю все, что только что открывал. Сначала это было смешно, такая воплощенная паранойя. Потом бесило. Теперь стало привычным.

Небо медленно светлеет, вырастают по краям дороги высокие заборы, скрывающие роскошные особняки. Раньше я щурился каждый раз, зло думал: «А вы знаете, что такое доверие? Сколькие из вас вспомнят мой голос, услышав его из динамиков? Сколькие поймут и что они будут делать после этого?» Приятно было представлять, как люди, которых я в последний раз видел в суде, будут униженно молить меня о пощаде. Потом я перестал мечтать. Эдриан достучался до Миротворца и объяснил, что так мы окажемся за решеткой быстрей, чем успеем подобрать первую пару. Так что, пока за окнами мелькают разноцветные заборы, я смотрю только на дорогу.