Состояние свободы - Нил Мукерджи

– Но хотя бы какой предмет?

– Пиф-зику, он изучает пиф-зику. Вот и все, что я могу сказать.

Я понял, что это означает физику.

– Мой младший сын объяснит тебе лучше, – сказал он, затем начал кричать: – Хокон, эй, Хокон, иди-ка сюда на минутку.

– Он тоже ходит в школу. В ту же, куда ходил Дулал: Рамкришна Мишн в Нарендрапуре, – успел сказать Раджа-да, пока мальчик шел к нам.

Это была очень престижная школа в Калькутте, с длинным списком различных достижений, и, по-видимому, в нее было сложно попасть. Прежде чем я смог задать хоть какой-нибудь вопрос, Хокон уже вошел в комнату.

– Расскажи ему, что изучает дада[41]. Ты знаешь, что я все эти вещи не понимаю, – попросил отец.

– Физику, – ответил мальчик, – Физику элементарных частиц. У него скоро будет докторская степень. Когда он ее получит, его все будут называть доктором, но не тем доктором, который лечит.

Он выпрямился, пока это говорил. Я даже представил, как его грудь раздувается от гордости. Учеба в школе способствовала исчезновению акцента, который был у его отца и дяди. Может быть, он тоже поедет за границу и станет доктором, только уже медицинских наук.

В любом случае – мне даже не нужно было ничего выяснять – все, что нужно было знать, рассказали за ужином. Они никак не могли перестать о нем говорить – все, кроме женщин.

Мама Дулала упомянула его в первый и в последний раз, когда принесла мне еду:

– Мой сын живет так далеко, что мое материнское сердце беспокоится и тревожится о нем. Ночью я не могу сомкнуть глаз. Переживаю за него все время. Правильно ли он там питается? Кто-нибудь заботится о нем? Что случится, если он заболеет? Так много тревожных мыслей в моей голове. Очень хорошо, что он отучится, сделает себе имя, но все, чего я хочу, это чтобы он вернулся обратно домой.

Мы ужинали на веранде. Рядом со стеной было расстелено длинное покрывало, поэтому нам не пришлось сидеть на холодном полу. Мне стало любопытно, питаются ли они зимой по-крестьянски скудно и насколько сегодняшний ужин был праздничным вариантом трапезы. Вот, например, вместо обычных тарелок мы ели с банановых листьев – этот выбор был обусловлен только тем, что они всеми силами старались устранить любые преграды, мешающие моему комфорту, или нет? Меня и детей накормили в первую очередь. Они и слушать не хотели мои неоднократные просьбы, чтобы все взрослые поели вместе, хотя на самом деле это означало, что только трое мужчин ужинали бы вместе, ведь женщинам полагалось есть исключительно после мужчин – это незыблемое правило. Опять-таки, я посчитал это чрезмерное гостеприимство хитрой тактикой: они отвлекали мое внимание от более простой еды, которую потом ели сами, и, возможно, от меньшего количества блюд. Гостю они отдавали лучшее, что только могли себе позволить. У меня подступил ком к горлу.

Моя мама назвала бы эти блюда плебейскими, но они поразили меня: нарушив все существующие правила готовки, они приготовили рыбу («Из нашего пруда») и яйца; просто они, видимо, не могли себе позволить мясо. В рецептуре не было ничего необычного, поэтому процесс приготовления рыбы был незамысловатым и скучным. Я сделал вывод, что у Лакшми и Мамони не было каких-то особенных рецептов и они просто готовили, чтобы утолить голод. Каково же было мое удивление и стыд, когда я попробовал эти блюда: я просто не мог от них оторваться, все было настолько вкусным, каким я себе и представить не мог.

– Я и мои братья ходили в патшалу[42] в нашей деревне, мы толком и не получили образования. Я специально отдал моих мальчиков в настоящую школу. Мне хотелось, чтобы они жили по-другому – лучше нас. Жизнь фермера, возделывающего рис и выращивающего овощи, довольно… тяжелая. Мы, конечно, не опускаем руки, но нашу жизнь все же нельзя назвать легкой. Я не хочу такой судьбы для моих мальчишек.

– А ваша дочь тоже ходит в школу?

– Нет, мы…мы не можем себе этого позволить, все деньги ушли на учебу сыновей. Образование Дулала оплатила Рену. Она любит его больше, чем кого бы то ни было. Даже больше, чем собственную дочь. Когда Дулал только родился, мы мечтали о том, как он вырастет, станет известным и состоятельным. Рену сказала, что возьмет на себя все расходы на обучение, что заработает денег, чтобы он смог ходить в школу. Вот почему она уехала в Бомбей. Кто-то сказал ей, что в Бомбее поварам много платят – тысячи рупий. Поэтому она мне сказала: «Дада, я поеду в Бомбей, чтобы заработать там денег, накоплю и отправлю вам, а вы оплатите Дулалу школу».

У меня тряслись руки. Я не мог справиться с ними, чтобы вытащить из рыбы кости, смешать рыбное филе с соусом и рисом, а потом взять в руку ложку и донести все это до рта, не уронив.

– Сейчас она много зарабатывает, – продолжил Раджа-да. – Она работает в нескольких местах – четырех, пяти или шести. В вашем доме тоже. Экономить вошло у нее в привычку. Ей мало что нужно, она живет по-простому и тратит очень мало. Экономит буквально на всем и отправляет деньги Дулалу в Германию. У него полная стипендия, но авиаперелет, одежда – на все это ушло много денег.

Он замолчал и стал выглядеть задумчивым. Его лицо омрачилось мыслями о потраченных деньгах.

Затем он встрепенулся:

– Все эти деньги – их давала нам Рену.

Мне нужно было что-то сказать. Если я промолчу, то не смогу потом позволить себе сказать что-либо в компании хозяев дома.

– Должно быть, он отлично учился, раз смог получить полную стипендию в Гейдельберге, – наконец сказал я.

– Да, он очень способный, – ответил Раджа-да. Его лицо просияло в тусклом желтом свете от закопченной керосиновой лампы, – Он получил стипендию от школы Рамкришна Мишн чтобы поехать в Индийский институт технологии в Харагпур. Он стал лучшим в ИИТ и получил золотую медаль. Учителя говорили ему, что он должен поехать за границу, учиться там. Всю стоимость обучения в ИИТ покрывала стипендия, мы платили только за еду, одежду, хостел и транспорт.

Лучший ученик в элитном институте. Что-то хорошее все же случалось в этой стране. Я перешел в ту стадию, когда мог только слушать и удивляться. Попугай, который должен был дремать, начал прыгать на своей жердочке. Сын Ратана поднялся, чтобы покормить его перцем чили. Птица стала издавать звук, похожий на что-то среднее между воркованием и цыканьем.

– А разве она не вышла замуж? Где ее дочь и муж? – спросил я.

По легкому заиканию, когда Раджа-да стал отвечать на мой вопрос, и по тому, как переглянулись его жена и сноха, а затем посмотрели в пол, я понял, что поставил их в крайне неловкое положение.

– Да, она была замужем, но… но она ушла от мужа с дочкой. Тот мужчина… оказался… н-не очень хорошим человеком. Он много пил, играл на деньги, и поэтому она ушла. Мы сами воспитывали девочку – Чампу. Она на пять лет моложе Дулала. В прошлом году мы выдали ее замуж, и она уехала в Мучипару вместе с мужем. Рену всегда стремилась поехать в Бомбей, чтобы найти работу, ну я уже говорил об этом. Она думала только о Дулале, как она сможет воплотить в жизнь то, что предсказал астролог, приходивший посмотреть на мальчика, как только он родился. Астролог сказал: «Этот мальчик вырастет и станет большим человеком». Эти слова глубоко врезались в память Рену.