Портрет по завету Кимитакэ - Николай Александрович Гиливеря

свои уставшие тела широкому морю, а умы свои направляли в логово непринуждённых бесед. Лето в Балаке всегда сопровождалось пьяными вечерами взрослых, невыносимой жарой и боязнью ходить в деревянный туалет. Вдобавок отовсюду, со всех дворов, раздавался весёлый смех, а душистый запах с плодов деревьев опьянял, соблазняя добраться до ближайшей ветки за желанной ягодой.

Много лет я считал это место раем, которое Бог послал мне незаслуженно. Счастье, которое поглощало меня с головой — почти не поддаётся описанию. Это как пытаться понять природу по картинке из учебника по физике или, скажем, слушать про вкус еды, не имея возможности лично попробовать. Но всё же я попытаюсь сделать тезисную зарисовку, чтобы зритель смог понять, что я в итоге потерял.

Четыре билета на поезд в купе. Разговоры с бабушкой в междугородном телефонном пункте, радость в голосе по поводу приезда на том конце. Покупка новых шорт. Покупка новой футболки. Споры: что нужно взять с собой в дорогу? По итогу упаковываются вещи на все сезоны. В коридоре дюжина сумок на четыре человека.

Волнительная неделя до отъезда. Бессонная ночь перед поездом. Лёгкая перепалка утром — мы не успеваем. Перрон, набитый людьми. Неразборчивый голос из динамика. Узкий коридор. Купе. Ближе к вечеру город пропадает с оконных пейзажей. Жареная курица на ужин, варёное яйцо вкрутую, быстро завариваемая лапша, чай. Просьба спать на втором ярусе.

Тихие разговоры людей. Прохлада. Тёплое одеяло. Глубокий сон с ранним подъёмом и так ещё ехать сутки. Картина за стеклом всё время меняется. Такие разные станции.

Конечная. Объятия дедушки и бабушки. Три часа дороги на автобусе. Вкусный борщ. Много сладкого, сплошное баловство долгожданных внучат. Озорные братья. Море. Солнце. Свежая еда с грядок.

Красивая девочка. Влюблённость. Вечера у костра. Шашлыки. Аквапарк. И люди. Близкие. Любимые. Люди.

Мне и сестре всегда пытались дать всё, что только можно. Эта чрезмерная опека, подарки, постоянная материальная подпитка; Эта всеобъемлющая нежность, которая потихоньку воспитала нас неспособными в нужный момент расправить крылья и выпрыгнуть из насиженного гнезда.

Зубы человека-зверя не прорезались. Только декоративный оскал запуганного цветка. Та самая роза, которая под натиском страха осталась одинокой. И если в сказке её добивались, то в жизни про неё забыли, растоптав.

Я прекрасно понимаю, что развёл немного соплей. Что статус «взрослости» позволяет перегибать историю: «И не таких ломали!» Но как избавиться от чувства утраты?

Впервые я почувствую себя смертным через пять лет, когда умрёт мой дедушка. Затем тётя. А после — бабушка. Но тогда, в описываемый временной отрезок жизни — я ещё счастлив, просто собственное невежество не позволило это прочувствовать в том далёком настоящем.

Сейчас осталось сожаление и скали́стая грубость, переплюнувшая желание спрятать голову, окунувшись в сказку собственных грёз. Нервный взгляд под землёй очень ловко замечает чужие скелеты. Да. Всем мы там когда-нибудь будем.

Боль человека — оплакивание своего конца. И если бо́льшая часть людей так сильно верит в загробную жизнь, тогда почему они так отчаянно цепляются за своё тело?

* * *

Время возвращается на круги своя. Ещё одно лето позади. С каждым учебным годом оценки только снижались, а вот словарный запас уличной брани увеличивался.

Одноклассники начали проявлять контекстное влечение друг к другу. Помешательства на «мясе» стали более открытыми, порождая мелкие интрижки.

Десять лет — не особо интересный возраст. Частично это связано с неприятием собственного взрослеющего тела.

Я стал достаточно большим, сполна прочувствовав уродливость изувеченной руки. Я стесняюсь её, постоянно прижимая к телу. Даже купил сумку-почтальонку, чтобы можно было надевать её на левое плечо, используя в качестве ширмы. Так точно никто не увидит моей ущербности.

От внешних па́водков спасают компьютерные игры. В рационе появляются книги, но читаются они не так охотно, как убиваются пиксельные люди на экране. Часы прогулок уменьшаются. Только под родительским давлением, как и мой верный друг Д., я выхожу проветриться, не видя особого резона и дел во враждебном пространстве.

На мой взгляд, выстроенная учебная система плоха не столько материалом, сколько его подачей. Кому понравится совершать монотонные действия из года в год? Есть программа, по которой головы бегут трусцой. Кто споткнулся — того затопчут.

«Для выживания стадо должно бежать» — так говорят учителя. Точнее, так они себя ведут. А понятно это и без слов. Наша школа создана не для знаний. Главная ее цель: быть причиной, по которой взрослые люди получат свои зарплаты.

Это так называемое становление могло оказаться праздником, великим делом, где нас готовили бы к светлому и здоровому будущему.

Многие в тот период размышляли на мой манер. Разумеется, это никакое не откровение и не новая идея, но эта единогласная наша мысль в будущем окажется общей фатальной ошибкой!

Подобным образованием нас действительно готовили к будущему. Скучному. Монотонному. Вечно спешащему. Несправедливому. Кишащему отморозками. И главное — это не знания и умения, а навыки списать и получить пятёрку.

Забавно смотреть на происходившие механизмы сверху вниз, нагло заглядывая в прошлое. Ширма, за которую я держусь — достаточно толстая, да и непробиваемое стекло не позволит провалиться полностью с головой. Но иногда, когда я смотрю на себя из другого времени, то замечаю и ответный взгляд.

Юный я замечает присутствие чего-то нехорошего. Всё пытается разглядеть лицо, но это за гранью законов времени и материи.

Сейчас я понимаю, что всегда чувствовал присутствие себя из сегодня. Это дуновение будущих тяжб и боли. Всегда что-то не давало полностью расслабиться. Словно чужой взгляд сверлил затылок. И вот теперь я по другую изгородь. Теперь я — то самое зло, которое и не зло вовсе, а всего лишь ещё один цикл жизни. Как много мы не знаем, когда это было бы действительно необходимо.

Мне самому не очень нравится, что я так беспардонно посмел разорвать временной пузырь, начав подглядывать за этим юным мальчиком. Нарушил ли я ему будущее? Не думаю.

Доказать, с чего всё началось — достаточно сложно, определённый процент вины имеется, но мы слишком далеко зашли. Надо продолжать до конца, до будущего дня впереди, когда я поставлю последнюю точку в этой истории.

* * *

На рубеже одиннадцати лет начинаешь чувствовать себя достаточно взрослым для некоторых вещей. У птенцов проклёвываются голоса. Они начинают небольшими порциями расфасовывать по окружающим свою дерзость — тут только дай повода.

На лицах девочек появляется макияж. Очень часто такая броня выглядит забавно. Будущие женщины пока недостаточно насмотрелись рекламных баннеров, чтобы краситься так, как того требует общество потребления.

Для меня подобные усовершенствования кажутся неприемлемыми.