Турецкий гамбит - Борис Акунин

Лукан наконец вскрыл зуровские карты, протяжно застонал исхватился за голову. Граф скептически разглядывал выигранный перстень.

— Да нет, майор, какая к черту измена! — услышалаВаря раздраженный голос Соболева. — Прав Перепелкин, штабнаяголова, — просто Осман прошел форсированным маршем, а наши шапкозакидателитакой прыти от турок не ждали. Теперь шутки кончены. У нас появился грозныйпротивник, и война пойдет всерьез.

«Винер Цайтунг» (Вена),

30(18) июля 1877 г.

«Наш корреспондент сообщает из Шумена, где находитсяштаб-квартира турецкой Балканской армии.

После конфуза под Плевной русские оказались в преглупомположении. Их колонны вытянуты на десятки и даже сотни километров с юга насевер, коммуникации беззащитны, тылы открыты. Гениальный фланговый маневрОсман-паши позволил туркам выиграть время для перегруппировки, а маленькийболгарский город стал для русского медведя славной занозой в мохнатом боку. Вкругах, близких к константинопольскому двору, царит атмосфера сдержанногооптимизма».

С одной стороны, дела обстояли скверно, даже, можно сказать,хуже некуда. Бедный Петя все томился за семью замками — после плевненскогокровопролития зловредному Казанзаки стало не до шифровальщика, но угроза трибуналаникуда не делась. Да и военная фортуна оказалась переменчива — из золотой рыбкиобратилась в колючего ерша и ушла в пучину, до крови ободрав ладони.

С другой стороны (Варя стыдилась себе в этом признаться),никогда еще ей не жилось настолько… интересно. Вот именно: интересно, самоеточное слово.

А причина, если честно, была непристойно проста. Впервые вжизни за Варей ухаживало сразу столько поклонников, да каких поклонников! Нечета давешним железнодорожным попутчикам или золотушным петербургским студентам.Пошлая бабья натура, сколько ее в себе ни дави, пролезала из глупого,тщеславного сердца сорной травой. Нехорошо.

Вот и утром 18 июля, в день важный и примечательный, о чемпозже, Варя проснулась с улыбкой. Даже еще не проснулась — только ощутиласквозь зажмуренные веки солнечный свет, только сладко потянулась, и сразу сталорадостно, празднично, весело. Это уже потом, когда вслед за телом проснулсяразум, вспомнилось про Петю и про войну. Варя усилием воли заставила себянахмуриться и не думать о грустном, но в непослушную спросонья голову лезлосовсем другое, в духе Агафьи Тихоновны: если б к Петиной преданности прибавитьсоболевскую славу, да зуровскую бесшабашность, да таланты Шарля, дафандоринский прищуренный взгляд… Хотя нет, Эраст Петрович сюда не подходил, ибок поклонникам, даже с натяжкой, причислить его было нельзя.

С титулярным советником выходило как-то неясно. ПомощницейВаря по-прежнему числилась у него чисто номинально. В свои секреты Фандорин еене посвящал, а между тем какие-то дела у него были и, похоже, что непустяковые. Он то надолго исчезал, то, наоборот, безвылазно сидел в палатке, ик нему наведывались какие-то болгарские мужики в пахучих бараньих шапках.Верно, из Плевны, догадывалась Варя, но из гордости ни о чем не спрашивала. Эканевидаль — плевненские жители в русском лагере появлялись не так уж редко. Дажеу Маклафлина был собственный информант, сообщавший корреспонденту уникальныесведения о жизни турецкого гарнизона. Правда, с русским командованием ирландецэтими знаниями не делился, напирая на «журналистский этос», зато читатели«Дейли ньюс» знали и про распорядок дня Осман-паши, и про мощные редуты,которыми не по дням, а по часам обрастал осажденный город.

Но и в Западном отряде русской армии на сей раз к битве готовилисьосновательно. Штурм был назначен на сегодня, и все говорили, что теперь«плевненское недоразумение» непременно будет разрешено. Вчера Эраст Петровичначертил для Вари прутиком на земле все турецкие укрепления и объяснил, что поимеющимся у него совершенно достоверным данным, Осман-паша имеет 20 000 аскерови 58 орудий, а генерал-лейтенант Криденер стянул к городу 32 000 солдат и 176пушек, да еще румыны должны подойти. Диспозиция разработана хитрая, строгосекретная, со скрытным обходным маневром и ложной атакой. Фандорин так хорошообъяснял, что Варя сразу поверила в победу русского оружия и даже не оченьслушала — больше смотрела на титулярного советника и гадала, кем ему приходитсята блондинка из медальона. Казанзаки что-то странное говорил про женитьбу. Ужне благоверная ли? Больно молода для благоверной, совсем девчонка.

А вышло так. Три дня назад Варя после завтрака заглянула кЭрасту Петровичу в палатку и увидела, что он лежит на кровати одетый, в грязныхсапогах и спит беспробудным сном. Весь предыдущий день он отсутствовал и,видно, вернулся только под утро. Она хотела было потихоньку удалиться, но вдругзаметила, что из расстегнутого ворота на грудь спящего свисает серебряныймедальон. Искушение было слишком велико. Варя на цыпочках подкралась к кровати,не отрывая взгляда от лица Фандорина. Тот дышал ровно, рот приоткрылся, и похожтитулярный советник сейчас был на мальчишку, который из озорства вымазал вискипудрой.

Варя осторожненько, двумя пальцами, приподняла медальон,отщелкнула крышечку и увидела крошечный портрет. Этакая куколка,медхен-гретхен: золотые кудряшки, глазки, ротик, щечки. Ничего особенного. Варяс осуждением покосилась на спящего и залилась краской — из-под длинных ресницна нее глядели серьезные глаза, ярко-голубые и с очень черными зрачками.

Объясняться было глупо, и Варя просто сбежала, что тожеполучилось не очень умно, но, по крайней мере обошлось без неприятной сцены.Как ни странно, впоследствии Фандорин вел себя так, будто этот эпизод вообщеместа не имел.

Холодный, неприятный человек, в посторонние разговорывступает редко, а если вступает, то непременно скажет что-нибудь такое, от чегоВарю просто на дыбы кидает. Взять хотя бы спор о парламенте и народовластии,разгоревшийся во время пикника (ездили большой компанией на холмы, и Фандоринас собой утянули, хоть он и рвался залечь в свою берлогу).

Д'Эвре стал рассказывать про конституцию, которую в прошломгоду ввел в Турции бывший великий везир Мидхат-паша. Было интересно. Вот поди жты — дикая, азиатская страна, а при парламенте, не то что Россия.

Потом заспорили, какая парламентская система лучше.Маклафлин был за британскую, д'Эвре, хоть и француз, за американскую, Соболевнапирал на какую-то особенную, исконно русскую, дворянско-крестьянскую.

Когда Варя потребовала избирательного права для женщин, еедружно подняли на смех. Солдафон Соболев стал насмехаться:

— Ох, Варвара Андреевна, вам, женщинам, только дайсуфражировать, ведь одних красавчиков, дусек-пусек в парламент навыбираете.Доведись вашей сестре выбирать между Федором Михайловичем Достоевским и нашимротмистром Зуровым — за кого голоса отдадите, а? То-то.