Мое любимое чудовище - Элизабет Хойт

Аполлон уже лишился двух лопат.

— Не возражаете, если я продолжу? — услышал он вопрос мисс Стамп. — Дело в том, что мне нужно закончить пьесу как можно скорее.

Аполлон с любопытством посмотрел на женщину и задумался, что могло стать причиной появления глубокой складки у нее на лбу, когда она уставилась на рукопись. Мейкпис сказал, что сейчас ей не дают ролей. Так что, возможно, написание пьес стало для нее единственным способом как-то выживать.

Аполлон покачал головой, давая понять, что ничего не имеет против.

— Это только третий акт, — рассеянно пояснила мисс Стамп. — Моя героиня проиграла все деньги своего брата, потому что… потому что была одета, как ее брат.

Мисс Стамп подняла глаза и заметила, что Аполлон вскинул брови.

— Это комедия под названием «Исправившийся мот». — Она пожала плечами. — Довольно запутанная история, потому что в данный момент ни один из героев не знает, кто есть кто. Есть близнецы — брат и сестра по фамилии Вейстрел. Брат уговорил сестру — ее зовут Сесилия — выступить в его роли, чтобы он мог соблазнить служанку леди Памелы. И он с ней помолвлен. С леди Памелой, а не с ее служанкой.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и губы Аполлона изогнулись в улыбке, потому что, вопреки всему, он все понял.

Мисс Стамп улыбнулась в ответ.

— Это глупо, я знаю, но в этом и суть комедии — в череде всевозможных глупых событий. — Она посмотрела на пьесу и провела пальцем вниз по странице. — Итак, Сесилия, переодетая в Адама — своего брата, — ужасно проигрывает в карты лорду Пимберли. О! Лорд Пимберли — это отец горничной Фанни и отвергнутый поклонник леди Памелы. Однако никто не знает, что лорд Пимберли — отец Фанни, иначе она не смогла бы работать горничной, верно?

Облокотившись на лопату, Аполлон вскинул бровь.

— Ее украли в младенчестве, — пояснила мисс Стамп. — Но, к счастью, у нее имеется довольно характерное родимое пятно. Вот здесь. — Она похлопала себя по верхней части правой груди.

Ах какая чудесная у нее грудь! Полная, упругая, она чуть приподнималась над строгим квадратным вырезом платья, скромно прикрытая прозрачной накидкой.

— Ну, в общем. — Хрипловатый голос мисс Стамп заставил Аполлона оторвать взгляд от ее груди и перевести на лицо. По ее щекам разливался очаровательный румянец, но, возможно, виной тому был ветер? — В общем, я пишу сцену между Сесилией и лордом Пимберли, который требует вернуть ему деньги, а их у нее нет. Ну и, конечно же, он начинает осознавать, что его к ней влечет.

Мисс Стамп откашлялась.

Аполлон кивнул и принялся возиться с лопатой, делая вид, будто продолжает работу, хотя на самом деле уже начал опасаться, что лезвие лопаты застряло в корнях.

Мисс Стамп бросила взгляд на рукопись, а потом опять превратилась в Сесилию, как теперь уже знал Аполлон, переодетую в костюм брата.

— Вы определяете джентльмена по его ягодицам, милорд? — Она развернулась, подбоченилась и широко расставила ноги. — Прошу прощения, но я сказал «девице». — Поворот, руки опущены. — И все же мы до сих пор обсуждаем ваши мужские ягодицы. — Мисс Стамп искоса посмотрела на Аполлона. — Нет?

Тот скривил рот и неохотно покачал головой.

— Проклятье! — еле слышно выругалась мисс Стамп, склонилась над рукописью и что-то вычеркнула, а потом замерла в раздумьях.

Теперь Аполлон больше не пытался сделать вид, что работает.

Мисс Стамп охнула, согнулась над листками, что-то долго и неистово писала, а потом выпрямилась в полный рост, и ее глаза торжествующе заблестели.

Изображая Сесилию, она вскинула голову.

— Конечно, а вы распознали бы девицу, если бы увидели перед собой таковую?

Теперь перед Аполлоном стоял сбитый с толку Пимберли.

— Естественно.

— В самом деле, милорд? — Мисс Стамп повернула голову и бросила взгляд через плечо из-под длинных ресниц на воображаемого Пимберли, преисполненная дерзости и флирта. — И каким же образом, осмелюсь спросить? — Каким образом? — Да, каким образом джентльмен с вашей непревзойденной проницательностью определяет девицу? По ягодицам?

Мисс Стамп захлопала ресницами. Грубость сказанных ею слов вкупе с невинным выражением лица выглядела так глупо и вместе с тем очаровательно, что Аполлон не удержался и, запрокинув голову, рассмеялся.

От этого звука Лили вдруг споткнулась и, напрочь забыв о Сесилии, напыщенном Пимберли, пьесе и обо всем остальном, просто стояла и смотрела.

Калибан смеялся.

Из его горла вырывался низкий мужской смех, косматая голова была запрокинута, глаза с морщинками в уголках прикрыты, ровные белые зубы сверкали. Сегодня на нем была белая сорочка, поверх которой он надел коричневый жилет без двух пуговиц, темно-серые бриджи, перепачканные гетры цвета буйволовой кожи и поношенные ботинки. Закатанные до локтей рукава обнажали сильные загорелые руки, слегка покрытые темными волосами. Шею украшал небрежно повязанный красный платок, а талию опоясывал широкий кожаный ремень, за который Калибан заткнул нож. За свою жизнь Лили повидала немало рабочих, но ей и в голову не приходило их рассматривать. И вот теперь она пожирала глазами Калибана и была вынуждена признать, что он невероятно, тревожаще привлекателен, силен физически и в то же время способен критически оценить ее творчество, а также обладает чувством юмора. Нет, не мог он быть простым рабочим.

Тут ей в голову пришла другая мысль. Если Калибан способен смеяться, то почему не может говорить? Лили ошеломленно наблюдала, как подрагивают от смеха сильные мышцы его шеи. Как-то все это странно: ведь чтобы смеяться, он использует голосовые связки…

Калибан открыл глаза, и последние отзвуки его смеха растаяли в воздухе, когда он увидел, как на него смотрит мисс Стамп. Она была настолько удивлена и очарована происходящим, что не заметила, как подошла совсем близко, так что почти касалась его, а исходившие от его тела жар и мужественность манили ее неудержимо. Калибан наклонил голову, не сводя с нее глаз, хотя в его собственных все еще плескались искорки веселья. И Лили не удержалась: протянув руку, коснулась его лица, легонько провела кончиками пальцев по худощавой щеке, ощутив покалывание невидимой щетины. Он оказался таким горячим, таким живым. Лили приподнялась на цыпочки, и ее рука скользнула вниз по его шее, исчезла под растрепанной каштановой шевелюрой и притянула его некрасивое лицо к своему собственному. Она просто хотела увидеть, уловить хоть частичку этой жизненной энергии и узнать, действительно ли она так остра на вкус, какой кажется.

Лили была слишком поглощена происходящим, поэтому раздавшийся у нее за спиной голос напугал ее так, что она едва не выпрыгнула из собственной кожи.

— Я пришел, чтобы вернуть вас обратно.

Отскочив, Лили развернулась посмотреть, кто вторгся