Глаз урагана - Андрей Дашков

…Когда слева от нее обозначилась белая рамка двери, ведущей в коридор, который соединял прихожую и кухню, в мозгу будто вспыхнула голубая неоновая вывеска: ГАЗ! Дина не пользовалась своей газовой плитой последние несколько часов, но где-нибудь, хотя бы в одной квартире, в соответствии с законом вероятности и законом подлости, газовые краны наверняка были открыты. Успеет ли она вынести Яна, прежде чем произойдет взрыв, – этот вопрос терзал Дину, пока она преодолевала в сгустившейся темноте три или четыре метра, оставшихся до дивана. С одной стороны, окна повсюду выбиты и скорее всего повреждена электропроводка. С другой – стихия была абсолютно непредсказуема. Дина приготовилась к худшему и поползла так быстро, как только могла.

Теперь приходилось двигаться на ощупь; под нею омерзительно скрипело битое стекло. Несколько мелких осколков застряли в порезах на коленях, локтях, ладонях. Малейшее прикосновение к ним вызывало жгучую боль, и Дина казалась самой себе медлительным роботом с заржавевшими шарнирами.

Наконец она добралась до дивана. Услышала сквозь рев ветра какие-то хлопки, словно где-то рядом бились о тьму тугие крылышки. Оказалось, трепещут куски изрезанной диванной обивки. Лучше не задумываться над тем, во что же тогда превратился находившийся тут же маленький человек… Но натиск ветра заметно ослаб. Во всяком случае, уже можно было стоять, не упираясь в стену.

Дина принялась ощупывать диван, постепенно подбираясь к тому месту, где лежал Ян. На самом деле она смертельно боялась прикоснуться к нему, а хуже всего было бы найти его коченеющим, истекшим кровью, пронзенным десятками стеклянных лезвий. Мать опоздала, и только чудо могло спасти ее ребенка. Дина не верила в чудеса. Значит, надеяться было почти не на что…

Время уже измерялось не секундами, а сантиметрами, на которые продвигались ее пальцы – окровавленные, дрожащие, потерявшие чувствительность…

Что-то теплое и мягкое? Или ей показалось? Всего лишь смятый плед. Но до сих пор ТЕПЛЫЙ…

Хрупкое жало вонзилось ей в ладонь, и она зашипела, стиснув зубы. Еще один порез…

Пальцы наткнулись на спинку дивана. Сына не было. Она не могла понять, хорошо это или плохо. Она испытывала глубочайшее отчаяние и растерянность самки, вернувшейся в разоренное логово и обнаружившей, что ее детеныш пропал.

Зачем-то она обшарила и спинку. Ей почудилось (только ли почудилось?), что она разглядела в темноте пятно, очертания которого соответствовали силуэту человеческого тела. За пределами этого контура густо торчали вонзившиеся в спинку стеклянные осколки. Дина даже сумела различить их слабый блеск, подобный звездному. Но крови не было, если только она не принимала кровь сына за свою собственную.

Кто-то коснулся ее плеча. Она дернулась и чуть не закричала.

* * *

– Я в порядке, мама. – Это было сказано по-взрослому.

Дина беззвучно заплакала. Она вдруг почувствовала, что поменялась с сыном ролями: она – маленькая девочка, израненная, ослабшая, жалкая, заблудившаяся в собственной разоренной квартире, остро нуждающаяся в поддержке и тепле; и он – тот, который еще ничего не может объяснить ей, но может избежать продолжения кошмара, быть с нею рядом и вывести к свету и покою…

Она попыталась обнять его. Но прежде он перехватил и поцеловал ее окровавленную руку.

– Как ты?

– Плохо, – призналась она. Уже не было смысла притворяться.

– Пойдем отсюда.

– Надо позвонить Марку.

– Телефон не работает. Наверное, оборван провод. Ты можешь идти?

– Да. – Но даже встать с колен ей удалось с трудом. – Надо взять теплые вещи…

– Я приготовил. И вот еще… – Он сунул ей в руку какой-то сверток.

– Что это?

– Бинт. Взял из аптечки. Когда станет светлее, я тебя перевяжу.

– Откуда ты знал…

– Мама, нет времени объяснять. Нужно уходить, – сказал он

настойчиво и твердо. Если бы сейчас у нее спросили, сколько ему лет, она

не знала бы, что ответить. Будто в темноте подменили сына, и какой-то

старый, умудренный жизнью карлик разговаривал с нею его голосом.

Вдруг она заметила, что ветер стих. Совсем. Воцарилась гнетущая тишина. Не хватало звуков, составлявших привычный уютный фон. Часы остановились. Вырубился холодильник, не говоря уже о телевизоре. Не было слышно ни человеческих голосов, ни собачьего лая. Потом откуда-то снаружи донесся запоздалый скрежет, прозвучавший особенно гулко в стылом каменном лабиринте. Дина прислушивалась, ошеломленная глубочайшим молчанием, наступившим после внезапного окончания урагана. Не может быть, чтобы погибли все…

Ее собственное свистящее дыхание казалось слишком громким и неуместным, как пение в морге. Ян тоже притих.

Они были в мертвом доме, остывающем и занесенном снежной метелью…

* * *

Ее вещи действительно были сложены в коридоре. Ян помог ей натянуть свитер и сапоги. Дина закуталась в шубу, нащупала ключи в кармане и только теперь вспомнила о том, что ее машина в ремонте. Впрочем, даже если бы «форд» стоял в подземном гараже, это вряд ли помогло бы ей, учитывая, что энергоснабжение прекратилось. Лифты, подъемники, освещение, ворота – все отключено. И она сама вот-вот отключится, если не начнет двигаться…

Она проверила, что надел на себя Ян, возившийся рядом с простуженным сопением. Два свитера, теплая куртка, шарф вокруг шеи, лыжная шапка надвинута до бровей… Что ж, в здравомыслии ему не откажешь. Экипирован в соответствии с происходящим и готов ко всему. А она еще нет. Теперь ей надо было вернуться в комнату за деньгами и документами.

– Слушай, где-то должен быть фонарик…

– Не работает. Батарейки сели.

Ну конечно! Он уже проверил и это.

– Тогда подожди здесь. Вернусь через минуту.

– Мама, я с тобой.

– Милый, постой возле двери. Мне надо кое-что взять. Не спорь, иди!

– У меня есть деньги, – сказал он и схватил ее за руку, словно не хотел расставаться ни на минуту, предчувствуя что-то плохое.

Она застонала от боли. Теперь он испугался, и ей не нужно было видеть его лицо, чтобы понять это.

– Где ты взял?

– Я откладывал. Это мои карманные деньги, – заявил он с гордостью. Она узнала стиль Марка – «У ребенка должны быть карманные деньги!». Сколько же там? Пятерка? Десятка? Воспитатель хренов! А малыш-то, оказывается, откладывал. Значит, были вещи поважнее мороженого и компьютерных кафе…

– Боюсь, что твоих денег нам хватит ненадолго… – сказала она неуверенно. Вязкий, бессмысленный разговор. А времени, возможно, уже не осталось. Надо уходить или возвращаться. Проявить решительность и строгость на грани жесткости, иначе предательская жалость превратит ее в желе. Но не было сил. Кружилась голова. Дина оперлась на стену. Под подошвами сапог скрипели осколки зеркала. Усталость затягивала, будто трясина, на дне которой был обещан ласковый бархатный сон…